– Нет. Нас – это меня и нашего с тобой малыша.

Почувствовала, как тело мужа напряглось. А потом он осторожно, словно боясь спугнуть чудо, положил руку мне на живот. Робкая улыбка, столь несвойственная серьезному следователю, заиграла на его лице.

– Ребенок, – наконец осознал он. – Мой ребенок!

А потом подхватил меня на руки и закружил, счастливо смеясь вновь пришедшему дню.

Нас осыпало брызгами, когда Лим пробороздил мелководье. И в этот миг я проснулась. Долго лежала, глядя в потолок, а потом все же решила встать.

За окном еще только занимался рассвет. Город просыпался.

Я нечаянно опустила взгляд долу. Моя ночная сорочка была вся в брызгах, а ноги – в песке.

– Как же мне плохо без тебя, Лим, как же плохо…

Есть время для хандры, а есть для действия. Причем второе часто наступает тогда, когда хочется первого. В моем случае волшебным пенделем судьбы был визит Адриано. Оборотень возжелал аудиенции ровно в десять утра, когда приличные люди начинают еще только звонить, осведомляясь о делах, но никак не заявляются с предложением сердца, печени, ливера и своих верхних конечностей.

Чаяниям блохастого о встрече со мной не суждено было сбыться: свекор подбил его еще на пороге, не хуже снайпера-зенитчика, фразой:

– Что из сказанного мною вчера вам было непонятно?

Адриано отрапортовал, что понятно было абсолютно все, именно поэтому он и желает поговорить с моим «папой» тет-а-тет, ибо беседа не для девичьих ушей. Пришлось изобразить покорную дщерь и удалиться. А потом полчаса стоять в ритуальной позе сплетницы, прильнув к замочной скважине. Именно после этого я начала сочувствовать любопытным старушкам-соседкам, которые целыми днями бдят у дверных глазков, на подъездных лавках и мониторят периметр двора из окна не хуже киборгов (а посему по осведомленности переплюнут майоров ФСБ).

В связи с дозором у меня затекла поясница, лицо перекосило от длительного прищуривания левого глаза, но результат того стоил. Я узнала много интересного о форме свадебных торгов среди магов. Свекор, например, вытребовал в качестве обручального подношения своей «дочурке» какой-то ценнющий артефакт и заявил, что, несмотря на возраст Адриано (к слову, рубежный) – двадцать шесть, – необходимо, чтобы союз был благословлен Распределителем. И это – еще не все условия. Дейминго перечислил целый «малый перечень», по итогам прослушивания которого Адриано стал неимоверно печален, но все же неумолим в своем решении сочетаться браком.

По завершении разговора я едва успела отпрянуть от своего наблюдательного пункта и чинно сесть в кресло. Мужчины вышли, и по их лицам (одному с нервно дергающимися скулами, второму – лоснящемуся довольством) было видно, что переговоры были изматывающими, а условия – грабительскими (Адриано) и привели к потенциальному изрядному обогащению (Дейминго).

– Дорогая моя девочка, – начал свекор. От такого обращения я едва не икнула – уж больно несвойственны были и тон, и манера речи, буквально смердящая доброжелательностью. – Это тяжелый шаг для меня… не знаю, простишь ли…

«Набивает цену», – не прониклась патетикой сказанного. Судя по скептически заломленным бровям Адриано – не я одна пришла к такому выводу. Дейминго же несло по ораторской стезе, как после молока с селедкой (хотя учитывая нашу вчерашнюю гастрономическую вакханалию…). Мысленно сделала для себя заметку больше с родственничком деликатесами не делиться. Свекор разливался соловьем о трудностях выбора и о том, что мне, как истинной дочери своего отца, нужно следовать долгу и выйти замуж за уважаемого синьора Адриано.

Решила внести долю реализма в эту дешевую актерскую импровизацию.

– И за сколько меня продали?

В кашле зашлись оба, словно мужчины разом продегустировали девяностошестиградусный медицинский спирт, а закусили – тополиным пухом.

Первым, как более резистентный к моему характеру, нашелся свекор:

– Поверь мне, доченька, это было очень выгодное предложение. Но если ты будешь категорически против – настаивать я не стану, – пошел на попятную старик. – Однако буду безгранично рад, если ты ответишь благосклонностью моему дорогому другу Адриано.

Я раздраженно покачала ножкой, отчего шифоновый подол заколыхался, а оборотень при виде этого простого жеста сглотнул.

– Благосклонность еще надо заслужить, – протянула задумчиво, давая время соискателю на мой ливер додумать окончание фразы.

– Скажи только чем или как? – понял намек оборотень.

Свекор, уйдя на второй план, наблюдал за нами. Сейчас он напомнил мне папарацци, глядящего в объектив, как в прицел.

– Удиви меня. Исполни мое желание, например, – медленно подводила блохастого к тому, ради чего и была затеяна эта авантюра. – Или сделай так, чтобы я тебя… не полюбила, нет. Это слишком сложно. Но хотя бы начала уважать.

– И каково же заветное желание? – не иначе как Адриано, взвесив за и против, припомнив обстоятельства двух предыдущих встреч и мою оценку его «самцовых» повадок, выбрал то, что казалось ему проще.

– Увы, машины времени не существует, а так бы хотелось прикоснуться к истории, к тому, что было много веков назад: вдохнуть воздух эпохи Возрождения в Латеранской базилике, – протянула мечтательно, – пройтись по только что вымощенной улице к Кастель Сант-Анджело, увидеть, как завершается строительство купола собора Святого Петра… Но ни одному магу, даже временнику, это не под силу, – печально завершила я.

– Магу – нет, – оборотень глубоко вздохнул, – хотя сейчас и ходит слух об одном талантливом то ли волшебнике, то ли чародее, что сумел прыгнуть на целых два столетия назад… Хотя я склонен считать это газетной уткой.

При этих его словах свекор беззвучно хмыкнул, выражение его лица говорило, что старик даже представляет точный вес этой утки, а также окрас и семейное положение. Адриано же, не замечая, продолжал:

– Но думаю, что подарить частицу истории в моих силах.

Он торжественно замолчал. Я же никак не комментировала его спич, банально боясь спугнуть. Пауза затягивалась, и родственничек уже было хотел вмешаться, когда оборотень все же пояснил:

– Моя должность, как хранителя чародейских летописей, подразумевает некоторое погружение в историю, – и тут же его тон сменился, перейдя на деловой. Стало понятно, что, несмотря на его слабость по женской части, к исполнению своих обязанностей он подходил серьезно. Легкая интрижка не заставила бы его нарушить правила. То же, что он их собирается именно нарушить, подтвердили следующие слова:

– Хранилище имеет несколько степеней защиты, как магических, так и технических. Лишь я могу отпереть его двери с помощью своей крови, отданной добровольно. При этом помыслы мои должны быть чисты, а цели – не противоречить законам чародейского мира.

Я застонала про себя: да что же это такое! Мои цели и мысли были далеки от праведных (разве что для цыган – это у них воровство и обман считаются делом благочестивым). Если эта дверь настолько чутка к греховным эманациям, то она при моем приближении не просто не откроется, она должна будет ощетиниться шипами и сделать предупредительный залп из замочной скважины.