единственной. Если подумать, цена тут уже не важна. И дело не только в близости. Прекрасные не должны умирать. Титай прекрасен во всем: лицо, манеры, ум. Да, он умен и смел. Похож на воина, не на танцора. Такого воина, которого учили двигаться бесшумно и резать глотки одним движением, когда враг еще даже не осознает, что на него напали. Действительно, Тень. И вот он, князь, вовсе не отказался бы от такой Тени в числе своих людей. Кое-что у этого Востока вправду можно перенять. Или отнять, тут уж как пойдет.

— Подарили бы — было б проще. Чего не забрал прямо на пиру? — Титай усмехается в ответ, косится через плечо.

Ясное дело, князь так не поступил бы. Здесь правила другие, другая культура и праздник не превращают в невольничий рынок. Титай поднимает поднос с фруктами, туда же сложив кольца. Не берет ни одного, даже взгляда не задерживает. Сам весь в золоте. Возвращается к постели, неслышно ступая по мягкому ворсу ковра.

— Я наемник. И танцовщик, и рассказчик, и убийца, — поводит он нехотя плечами. — Как пойдет.

О себе рассказывать трудно. Речь идет туго, слова запинаются одно о другое. Но лучше самому раскрыть неловкую правду, чем князь узнает складную ложь от других.

Они говорят о незначительных для обоих вещах. Князь выпытывает формальности — и оба недовольны этим, но понимают, что для дела это необходимо. Не усидев на месте, Алексей помогает поднимать вещи и фрукты, а потом увлекает Титая на кровать. Они падают, смеются, забывают о государствах и войнах. Князь замирает, когда не дожидается ответа, — Титай первым уснул, прямо на его плече. Так сладко щемит в груди от этого непрошеного доверия, и Алексей некоторое время лежит, перебирая золотые цепочки в черных волосах своего убийцы.

Нет. Завтра все будет именно так, как захочет он. И никак иначе.

Когда тебе известно больше, чем кому-либо, и ты знаешь, что и когда с этим делать, все вокруг кажутся слишком суетливыми, слишком взволнованными и… любопытными.

Алексей спит спокойно, прижимая Титая к своей груди, зарывшись пальцами без колец в его густые волосы. Даже доносящиеся из коридора звуки сражения, крики и лязг мечей, пробирающиеся в сон, не нарушают мирного пробуждения. Все идет по плану. Ему рано выходить.

Улыбка касается губ, как только отступает дрема. Занятно лежать вот так с закрытыми глазами и наслаждаться утром, которое, по замыслу многих, должно было стать ужасным. Но горячая ладонь поглаживает бронзовое плечо юноши, спящего рядом. Тот мог улизнуть ночью, дождавшись, пока князь уснет. Мог уйти, когда князь показал ему тайный ход. Мог много раз довести начатое до конца или хотя бы попытаться. Вместо этого Титай перевязал его руку, убрал беспорядок и уснул. Ну не чудо ли?

Алексей рассматривает свою ладонь в алом бинте. Ухмыляется, чувствуя нарастающее в душе злое веселье. Звук битвы приближается по коридору, а значит, пора вставать. Сейчас что-то будет.

Если бы он не раскрыл вовремя заговор, если бы на пиру Иоанн не принес весточку от дворцовых шептунов, если бы его верные Мечи не прижали наемников, переждав в засадах эту ночь… Многое могло пойти не так. Многое — и ничего. Его столица крепче любой заразы. Чуму пережила, уж с гостями из Империи как-нибудь тоже справится. А значит, и это сражение за ним.

Дорога от столицы к столице, из Эдирне в Дорос, далась Титаю не то чтобы трудно. Несколько дней в море да переход в пару дней от гавани до города… И не такое видал. Вот только дорога эта была полна тревог и бессонных ночей. Днем он работал на корабле, повторял танцы, оттачивая движения, запирался в каюте, чтобы еще раз проклясть скрытный город, полный пещерных ходов и сюрпризов, каждый из которых мог бы сыграть злую шутку в его деле. А ошибки допустить было никак нельзя.

Именно поэтому Титай слушал все: каждое слово, каждую сплетню на корабле. Незначительную брань или личные донесения. Прикрываясь делами, крутился неподалеку от дверей посла, покуда тот не засыпал. Это и помогло.

Однажды посол собрал у себя личную охрану. Он это делал и раньше, в том числе приглашая на такие собрания и Титая. Но на этот раз его не позвали, а встреча была сугубо тайной: глухой ночью, при свете пары свечей и при запертых дверях с выставленной охраной. Что-то было не так.

Подкрасться ни к одному из окон, ведущих на палубу, не представлялось возможным… И тогда Титай скользнул за борт корабля. Трижды поблагодарив спокойное Черное море, он, цепляясь за такелаж, пробрался по резным бортикам кормы туда, где под приоткрытым окном можно было затаиться и послушать. В каюте обсуждали нападение. Утром после пира князя вместе со стражей должны были убить люди из местных наемников, которые не вызвали бы подозрений в случае поимки и которых можно было пустить в расход. И все бы ничего. Вот только кого посол собирался прикончить, если, по их договоренности, Алексей к утру уже должен был быть мертв от руки Титая? Варианта два: либо посол решил подстраховаться и добить князя в случае неудачи… Либо все это с самого начала было ловушкой не только для князя.

С этого момента сна стало еще меньше. Разговоров было мало, но каждое пропущенное слово могло стоить Титаю жизни.

Возможно, именно поэтому он уснул мертвым сном, как только тепло и чужая забота уняли тревогу. Уснул на плече князя, совсем позабыв про заговор.

Именно такие ошибки становятся роковыми. Это первое, о чем он подумал, едва открыв глаза. Уснул. Как он мог вообще? Их же обоих могли прирезать во сне! Лязг металла и крики снаружи — все уже началось. Уже слишком близко. Сглупил. Как сглупил… Нужно было вчера все рассказать Алексею, вывести из дворца. И что тогда? Послушал бы тот чужака? Пошел бы за ним, поверил бы разве? Бред. Титай рычит в гневе на себя, подрываясь с постели. Отчего-то сторону выбрать становится очень легко. В руку ложится кинжал, а острие направляется отнюдь не в грудь князя: оружие становится между ним и дверью. Убьет сколько сможет. А там посмотрим.

Уходи. У Алексея есть тайные коридоры, вот пусть и спасается.

В отличие от Титая князь не торопится. Встает с кровати, надевает богато украшенную накидку и все кольца по очереди. Смотрит внимательно на застывшего в напряженной позе парня, на кинжал, зажатый в белеющих пальцах, чтобы защитить,