Бедная мама! Когда прошел шок из-за того, что она не узнала меня, я понемногу начала смотреть на вещи с ее точки зрения. Откуда ей было знать, что это я, если я и сама-то себя не узнала? Я стала собакой — и все равно хотела невозможного! Я всегда хотела от людей невозможного. А теперь мне, верно, никогда не удастся сказать ей, как сильно я люблю ее и как высоко ценю.

Но у меня ведь была не только мама. Мой папа — интересно, сообщили ли ему о моем исчезновении? Еще бедняжка Джулия и Адам — каково им было иметь такую сестру, которая всегда только использовала людей? Прежде мне не приходило в голову, как много людей любили меня. Мои школьные друзья. Энни, которой я показала спину, потому что она, видите ли, недостаточно веселая. Симон, мой друг, которого я тоже бросила, потому что он казался мне слишком правильным и верным…

— Ты уверена, что бросила его не потому, будто считаешь себя недостаточно хорошей для него?

Так спросила Энни, и я посмеялась тогда, а теперь — теперь я стала собакой и никому не подходила. Все люди, которые окружали меня прежде, ушли из моей жизни; я была обречена ходить по одним с ними улицам, видеть то же, что они, но оставаться неузнанной. Они будут меня встречать, но никогда не узнают, что я — это я. Если бы ко мне, хотя бы на час, вернулся человеческий голос, я смогла бы рассказать им, кем стала!

Я сама во всем виновата. Меня интересовали лишь удовольствия. Я не желала никаких привязанностей, никакой ответственности, даже когда речь шла о моих друзьях. Всем я приносила одни несчастья, но меня это не трогало.

Самое забавное, что я как будто сама решила сойти с дистанции. Хорошо помню, как мне в первый раз пришло в голову, что в жизни есть нечто большее, чем получаю я. Это было в моей спальне, где мы с Энни делали уроки. Мы часто готовились к урокам вместе, приходили друг к другу, и занимались.

Мне было далеко до нее — она всегда брала верх, — но и у меня не было проблем с учебой, пока я давала себе труд делать уроки. Мне нравилось заниматься вместе с Энни, потому что она умела не только хорошо работать, но и от души хохотать. В тот день мы занимались разворотами многогранников, и она доставала меня тем, что будто бы собиралась сделать разворот биты своего дружка и посмотреть, разберется в нем учительница или не разберется и сможет ли понять, что это такое.

— Спорю, она возьмет его домой и сделает биту из картона или чего-нибудь еще, — сказала Энни.

— А на другой день принесет в класс, — добавила я, — и от нее ничего не останется!

Мы буквально повалились на пол от хохота и хохотали, хохотали, пока не обессилели.

Но, пока мы смеялись, я не переставала думать: прекрасно вот так шутить, но на самом деле, в действительности, я бы предпочла заниматься чем-нибудь другим. Я думала о многом. И о людях тоже. О папе и о том, как он постоянно просил меня приехать к нему в США — а почему, собственно, он сам не мог приехать ко мне? И о маме, почему мы с ней не ладим, и о том, как мне надоел Адам, как надоела школа, надоела Энни, надоел Симон. Все чего-то от меня хотели. Энни хотела, чтобы мы больше занимались вместе, потому что нам было

весело друг с другом. Мама говорила, что меня слишком часто нет дома. Понятно? Люди, которые, как я полагала, были моими друзьями, хотели, чтобы я стала кем-то другим. Не слишком ли?

Энни завелась насчет того, что нам не следует в пятницу идти в «Планету К». Она считала, что мы должны остаться дома, потому что на носу экзамены.

— Не можем мы все время только работать, — возразила я. — Ты же знаешь, мне нравится в «Планете».

— Как хочешь, а я остаюсь. Иди с Симоном, — сказала она, отлично зная, что Симон не сможет. По пятницам он работал вечером.

К тому же Симон был еще хуже Энни. Ему, видите ли, не нравилось, что я хожу в клуб без него, он боялся, как бы я там не закрутила роман. Я должна была сидеть дома, потому что он слишком занят! Глупо. Мне просто хотелось куда-нибудь пойти, где можно повеселиться.

Не знаю почему, но я вдруг завелась.

— Знаешь? — крикнула я Энни. — Мне плевать. Я только что это поняла.

— Что с тобой? На что тебе плевать?

— На все. На это. На работу. На хорошие оценки.

— Тебе нужны хорошие оценки.

— Когда-нибудь, возможно, будут нужны. Но почему сейчас?

Энни пожала плечами.

— В нашем возрасте все заняты своими оценками.

— Я получу их позже. Или не получу. Все равно. Мне правда все равно. Я занимаюсь, но на самом деле меня не интересуют оценки. Правда.

Энни поглядела на меня и рассмеялась.

— Сандра, ты сошла с ума.

— Да. Ну и что? Ты меня понимаешь? Мне все безразлично. Даже Симон безразличен, ты это понимаешь?

— Я думала, ты его любишь.

— Люблю. И мне безразлично! — Я рассмеялась. Сама не понимая, о чем говорю, я знала, что это правда. — Хочешь, я перестану с ним встречаться? Это разобьет мне сердце, но мне все равно. Правда. Ну и что? Он тоже все время от меня чего-то добивается. Я скучаю по нему, но от этого не делаюсь несчастной. Думаю, я могла бы стать еще счастливее. Странно, правда?

— А я? На меня тебе тоже наплевать? — спросила Энни.

— Нет-нет, — торопливо ответила я, — на тебя мне, конечно же, не наплевать, ведь ты моя самая близкая подруга.

Я подошла и обняла ее, но, в общем-то, она была права. На нее мне тоже было наплевать, хоть она и была моей самой близкой подругой. Какое это имеет значение? Все время, пока я утешала ее, у меня в голове крутилась мысль, что готовиться вместе с ней к урокам не отвечало моему представлению об удовольствиях.

В ту пятницу я пошла в клуб одна, несмотря на возражения Энни и Симона, и знаете что? Мне казалось, что я буду умирать от скуки, но этого не случилось. Наоборот, я прекрасно провела время. Прекрасно. Насколько помнится, домой я вернулась часа в два ночи, хотя знала, что мама убьет меня за позднее возвращение и еще за то, что я не позвонила ей, но мне было все равно. Я познакомилась с бандой, и ребята оказались отличными. У меня голова шла кругом, так я веселилась, ну и немножко покурила, а потом полдороги меня провожал парень из банды. Мы ничего не делали, почти ничего, разве что немного потискались — и это было здорово.

— Здорово было. Здорово было! — кричала я во все горло. Я шла одна по улице и кричала что было сил. — Что с моей жизнью? Почему я никогда не живу, как мне хочется?

И у меня уже не было сил остановиться. Я решила сбегать из дома всякий раз, когда у меня будет появляться такое желание. С Симоном я больше не встречалась, хотя любила его; с Энни тоже перестала видеться, хотя она была моей ближайшей подругой. И в школе перестала стараться, хотя мечтала о хорошей работе. Это было прекрасное время, когда меня не покидало ощущение счастья. Можете мне не верить. Но я в самом деле была счастлива, как никогда.