Я перелез через барьер и очутился в вотчине каменщиков. На пыльном старом столе лежали две ярко-желтые каски. Я снял свою драгоценную шляпу йомена и примерил каску, понимая, что во время подъема должен соблюдать хоть какие-то правила техники безопасности. Потом я догадался, что выгляжу совершенно нелепо в желтой каске и форме стражника. Так что я выбрал высокую степень риска и полное отсутствие головного убора, больше подходящее моему высокому стилю.

Я подошел к лестнице и начал подниматься, уровень за уровнем, все выше и выше по непрерывной металлической спирали, пока не достиг последней площадки на крыше Белой башни. Я остановился, чтобы перевести дыхание, и посмотрел на крошечный мир внизу. Я уже был здесь однажды, но тогда я поднимался по внутренней лестнице, а не по лесенке снаружи. «Довольно высоко», – подумал я.

Это была она. Черные, как смоль, перья Мунин поблескивали в угасающем вечернем свете, когда она чистила их своим мощным клювом, время от времени вытирая его о край золотой короны и глядя на бескрайний лондонский стеклянно-бетонный горизонт, словно у нее в этом мире не было никаких иных забот. Вид и вправду был весьма впечатляющий, но я забрался туда вовсе не для осмотра достопримечательностей. Осторожно, очень осторожно я пробрался по верхней площадке к основанию башни. Мое сердце колотилось так сильно, что я чуть не упал в обморок. Я почти протиснулся в нужное место, моя униформа цеплялась за скобы, соединявшие опоры лесов. Над моей головой, у самого основания флюгера, осталась всего одна узкая деревянная платформа. Если бы я только мог собраться с духом и подняться туда, то сумел бы оценить ситуацию и спланировать поимку беглянки. Моя форма покрылась каменной пылью, но было уже слишком поздно беспокоиться о том, чтобы сохранить приличный внешний вид. Отсюда меня все равно никто не видел. Я вдруг почувствовал себя очень уязвимым и одиноким.

Я находился всего в двадцати футахот Мунин и сквозь небольшую щель в брезентовой завесе видел, как она начинает задремывать с наступлением сумерек. Должно быть, она очень устала. Сейчас или никогда. Мне удалось вскарабкаться на верхнюю платформу. Теперь Мунин была в поле зрения. Я стоял на свинцовом куполе на самом верху башни. Надо мной только небо, флюгер и Мунин. Подо мной, в ста пятидесяти футах, холодная твердая земля. Если бы я смог удержаться на куполе и подтянуться к Мунин, держась одной рукой за флюгер, то вытянулся бы достаточно, чтобы схватить ее другой рукой. У меня не было выбора, кроме как сделать свой ход.

В тот момент, когда я понял, что мой план был огромной ошибкой, я обнаружил, что кружусь, наблюдая за небом над собой, которое скручивалось подобно воде в водовороте. Помню, что мельком увидел Мунин, улетающую в сторону заходящего солнца, и каким-то образом ухитрился не выпустить из рук флюгер. Понятия не имею, как я тогда выжил. Самым катастрофическим образом я забыл о простом факте, что флюгер поворачивается вокруг своей оси согласно меняющейся прихоти ветра, и когда я протянул руку, держась за него, меня развернуло в северо-восточном направлении, отвернув меня от Мунин и поставив крест на шансе схватить ее.

В длинном списке чертовски глупых вещей, которые я совершил в своей жизни, эта занимает верхнюю строчку. Только сейчас, годы спустя, я готов признаться, насколько нелепа была та эскапада. И все ради птиц.

Я всегда предупреждаю: поступай так, как я говорю, а не так, как я сам делаю.

Спуск с башни был долгим путем позора. Мунин перехитрила меня и снова сбежала.

Она улетела из Тауэра.

После исчезновения Мунин из Белой башни прошло несколько дней, затем наступили выходные, но сообщений о вороне, слоняющемся по Лондону или зависающем с голубями на Трафальгарской площади, по-прежнему не было. Мы считали невероятным, что ворон может вернуться в Тауэр после стольких дней отсутствия, поэтому официально отметили ее у себя в документах как отправившуюся в самоволку. А потом я вдруг получил вызов по рации из Центра управления Тауэра.

– Смотритель воронов, прием.

– Слушаю. Прием.

– Нам только что позвонили из «Блю бейдж гид» в Гринвиче и сообщили, что видели ворона в Королевской обсерватории. Звонившая спрашивала, не пропал ли у нас кто.

– Откуда она знает, что это ворон?

– Она сказала, что он очень большой, а на ноге у него темно-зеленая лента.

Мунин!

– Птица все еще там?

– Угу. На дереве в Гринвич-парке.

– Спасибо, Центр управления. Я уже еду. Отбой, Роджер.

У меня появился шанс искупить свою вину после выходки с флюгером. На этот раз Мунин не удастся сбежать.

Но ей удалось.

Вместе с моим помощником Шейди мы помчались – ладно, поехали на предельно разрешенной скорости – в Гринвич. Мунин сидела на дереве рядом с одной из обсерваторий и создавала ажиотаж среди посетителей и персонала, каркая и гогоча так громко, как только могла. Шум от нее стоял прямо адский. Мы с Шейди подумывали о том, чтобы залезть на дерево, но оно было высоким, мокрым и скользким от дождя, а времена, когда мы отлично лазили по деревьям, скорее всего, остались далеко позади. К тому же, стоило нам приблизиться, как Мунин начинала прыгать с ветки на ветку все выше и выше. Мы были бессильны. Будучи гордыми йоменами, мы не могли позволить себе вызвать пожарных, чтобы те посодействовали нам в поимке птицы. У нас не оставалось иного выхода, кроме как отступить в Тауэр и начать обдумывать план «Б».

На утро я вернулся в Гринвич-парк под предлогом выгула собак. Не желая привлекать к себе ненужного внимания, я не надел униформу. Несколько часов кряду я разглядывал каждое дерево в парке, надеясь, что Мунин все еще где-нибудь поблизости. Я решил, что она уже должна проголодаться, поэтому тщательно осмотрел все мусорные баки, все кафе, места торговли мороженым и вход в Королевскую обсерваторию, где толпились туристы, потому что знал, что именно такие места нравятся Мунин. Но в итоге мне пришлось сдаться и вернуться в Тауэр ни с чем, в совершенно подавленном настроении. Мунин оказалась достойным противником.

Вороны пойдут на все, чтобы выжить. Это объясняет их репутацию безжалостных существ: они питаются падалью и трупами. Они будут жить где угодно, в любых условиях. Они доведут себя и других до предела, лишь бы получить желаемое. Вам следует отдать должное их способностям.

Когда я служил в армии, меня как-то спросили, не хочу ли я пройти специальный курс выживания в тяжелых условиях. Я был готов на все, поэтому ответил «да» и предложил одному своему приятелю отправиться туда вместе со мной. Он спросил, что это за курс такой – сбор грибов в Шотландии? Примерно так, сказал я, будем собирать грибы в Шотландии. И он тоже записался.

Выяснилось, что это был совместный со спецназом курс дальней разведки и сопротивления допросам, который проходил в Германии. Там случайно оказалось несколько свободных мест, и их заняли теми, кто по глупости вызвался добровольцем. К тому времени мы с приятелем были вполне годными пехотинцами с немалым опытом военной службы, но тут было нечто совершенно иное: бегство и уклонение от встречи с противником, спасение от преследования собаками и охотниками, а потом неизбежная поимка и допрос.