«Вы боитесь меня, мисс Сэнди».

«Вы говорите, как Сфинкс, сэр, но я вас не боюсь».

«Вы так печальны и смиренны, мисс Сэнди… Вы уже уходите?»

«Уже пробило девять, сэр».

Сцену в саду нарушила реплика мисс Скелетон:

— Мистер Лаутер на этой неделе в школе не появлялся.

— Да, я слышала, — отозвалась мисс Элисон.

— Кажется, он будет отсутствовать еще по крайней мере неделю.

— Он болен?

— К сожалению. Насколько я знаю, — сказала мисс Скелетон.

— Мисс Броди тоже хворает, — подхватила мисс Эллен.

— Да, — подтвердила мисс Скелетон. — И она тоже, кажется, будет отсутствовать еще неделю.

— А что с ней?

— Этого я сказать не могу, — ответила мисс Скелетон, продолжая работать иглой. Потом, подняв голову, посмотрела на сестер. — Возможно, у мисс Броди такое же заболевание, как у мистера Лаутера, — добавила она.

Сэнди представила себе, что ее лицо — это лицо экономки из «Джен Эйр», пристально и многозначительно глядящее на нее, поздно возвращающуюся из сада, где она сидела с мистером Рочестером.

— Может быть, у мисс Броди роман с мистером Лаутером? — высказалась Сэнди подруге просто для того, чтобы рассеять лишенную всяких признаков эротики тоску, царившую вокруг.

— Но целовал-то ее мистер Ллойд, — возразила Дженни. — Она должна любить мистера Ллойда, иначе не позволила бы ему себя поцеловать.

— Может быть, она срывает свою злость на мистере Лаутере? Он ведь не женат, на нем можно.

В сущности, девочки просто сознательно фантазировали из духа противоречия по отношению к мисс Скелетон и ее противному братцу. Однако, припомнив выражение лица мисс Скелетон, когда она говорила: «Возможно, у мистера Лаутера то же заболевание, что и у мисс Броди», Сэнди вдруг подумала, что, вероятно, их фантазия не так уж и беспочвенна. По этой причине она, в отличие от Дженни, не стала вдаваться в подробности воображаемого романа.

А Дженни зашептала:

— Они ложатся в постель. Потом он выключает свет. Потом они соприкасаются кончиками пальцев ног. А потом мисс Броди… Мисс Броди… — Ее стал разбирать смех.

— Мисс Броди зевает, — закончила за нее Сэнди, пожелав вернуть все в рамки приличий теперь, когда она подозревала, что все это правда.

— Нет, мисс Броди говорит: «Дорогой». Она говорит…

— Тише, — зашипела Сэнди. — Юнис идет.

Юнис Гардинер подошла к столу, за которым сидели Сэнди и Дженни, схватила ножницы и удалилась. В последнее время Юнис ударилась в религию, так что при ней нельзя было вести такие разговоры. Она даже перестала прыгать и скакать. Продолжалось это недолго, но пока продолжалось, она была несносна, и ей никак нельзя было доверять. Когда она отошла достаточно далеко, Дженни сказала:

— У мистера Лаутера ноги короче, чем у мисс Броди, так что, думаю, она обхватывает его ноги своими и…

— Где живет мистер Лаутер, не знаешь? — спросила Сэнди.

— В Крэмонде. У него там большой дом с экономкой.

Тогда, спустя год после войны, когда Сэнди, сидевшая с мисс Броди у окна в отеле «Брейд-Хиллз», оторвала взгляд от холмов, чтобы показать, что она слушает собеседницу, мисс Броди сказала:

— Я отвергла Тедди Ллойда. Но решила завести роман — только в этом было исцеление. Я была одержима Тедди Ллойдом, он стал любовью моих лучших лет. Но осенью тридцать первого года у меня начался роман с Гордоном Лаутером: тот был холостяком, так что это больше отвечало приличиям. Вот тебе правда, и добавить тут нечего. Сэнди, ты меня слушаешь?

— Да, конечно.

— У тебя такой вид, будто ты думаешь о чем-то другом, дорогая. Итак, вот тебе и вся история.

Сэнди действительно думала совсем о другом. Она думала о том, что это не вся история.

— Разумеется, о нашей связи догадывались. Возможно, и вы, девочки, знали о ней. Ужу тебя-то, Сэнди, наверняка была смутная идея… Но доказать, что между Гордоном Лаутером и мной что-то было, не мог никто. Это так и осталось недоказанным. И предательство связано вовсе не с этим. Хотелось бы мне знать, кто меня предал. Не могу поверить, что это была одна из моих собственных девочек. Я часто думаю, не бедная ли это Мэри. Вероятно, мне надо было быть к ней добрее. Какая трагедия! Так и вижу этот пожар и несчастную девочку, мечущуюся в огне. Тем не менее не понимаю, как бы Мэри могла меня предать.

— Она оборвала все связи со школой после того, как уехала, — сказала Сэнди.

— А может быть, это Роуз меня предала?

Было что-то жалко-тоскливое в ее голосе, когда она повторяла: «…предала меня, предала меня», и это утомляло и раздражало. Семь лет прошло, думала Сэнди, с тех пор, как я предала эту надоедливую женщину. Что она вообще подразумевает под словом «предать»? Сэнди напряженно всматривалась в дальние холмы, будто хотела разглядеть там ту, былую, несокрушимую, как утес, неуязвимую ни для какой критики, неподвластную никакому предательству мисс Броди.

Вернувшись после двухнедельного отсутствия, мисс Броди сообщила классу, что провела восхитительный отпуск, который вполне заслужила. Уроки пения в классе мистера Лаутера тоже возобновились, и он сиял, глядя на мисс Броди, когда она, горделиво шествуя впереди, приводила своих учениц, тоже высоко державших головы, в музыкальный кабинет. Теперь мисс Броди, которая очень хорошо смотрелась за роялем, аккомпанировала им, а иногда с несколько грустным выражением лица подхватывала глубоким вторым сопрано «Как сладостен пастыря сладкий удел» и другие музыкальные номера, какие они готовили для итогового годового концерта. Мистер Лаутер, коротконогий, застенчивый, златовласый, больше не играл локонами Дженни. Голые ветви скреблись в окна, и Сэнди была почти безоговорочно уверена, что учитель пения влюблен в мисс Броди, а мисс Броди влюблена в учителя рисования. Роуз Стэнли еще не проявила того потенциала, который мисс Броди захочет использовать, чтобы избыть свою страсть к однорукому Тедди Ллойду, и ее собственный расцвет все еще был в зените.

Невозможно было представить себе мисс Броди в постели с мистером Лаутером, ее вообще невозможно было представить в каком бы то ни было сексуальном контексте, но в то же время невозможно было и не подозревать, что нечто подобное происходит.

Во время пасхального семестра мисс Макей, директриса, приглашала девочек небольшими группами, а потом и по одной, на чай к себе в кабинет. Это была рутинная процедура, преследовавшая цель выяснить намерения девочек относительно высшей ступени: собираются ли они продолжить учебу по современной программе или хотят поступить на классическое отделение.

Мисс Броди уже напутствовала их следующим образом: «Не хочу сказать ничего дурного о современной программе. Современная ли, классическая ли — они равноценны, и каждая готовит к определенной жизненной функции. Вы должны сделать выбор самостоятельно. Классическое образование под силу не каждому. Вы должны сделать выбор совершенно свободно». Таким образом, у девочек не оставалось никаких сомнений в презрительном отношении мисс Броди к современной программе.