Моей огромной любви

Хватит нам двоим с головою.

Хочешь море с парусами?

Хочешь музык новых самых?

Хочешь, я убью соседей,

Что мешают спать?

И потом поспешно написала: «Все, концерт окончен. Я пошла спать».

Что теперь? Уж точно напоминание о моей национальной принадлежности?

«Рад был услышать твой голос. Ты правда хорошо поешь. Спокойной ночи».

Я отложила телефон подальше и уткнулась носом в подушку. Люблю так делать, когда у меня проблемы — лежу, еле дыша сквозь ткань, пока не начинаю задыхаться. В глазах темнеет, а легкие рвет на куски от недостатка кислорода. Я держусь до последнего, потом поворачиваю голову и вдыхаю полной грудью. После такой шоковой терапии запах комнаты кажется сладким и живым, а проблемы блекнут, иногда даже сразу приходит в голову толковое решение. Или решимость.

Сегодня я бы хотела найти решение проблемы по имени «Руслан». Едва избежав смерти от удушья, я ждала озарения — какой-то идеи или четкого плана поведения. Игнорить его? Добиваться? Но что я могу решить, когда он постоянно меняет правила игры. Остается выжидать.

Какие калорийные, оказывается, эти ч1епалгаш, которых я могла съесть штук пять-шесть за один присест! Пока Камилла металась по квартире в поисках тетради по химии, я вбила в счетчик калорий свой завтрак и ужаснулась. После замечания Макки, после того, как едва знакомый парень предпочел общаться с моей сестрой, а не со мной, я решила заняться собой и сесть на диету. И уже третий день старалась держаться в пределах, установленных для меня скачанной на телефон программой. Приходилось отказываться от многого — в основном, от маминой выпечки, и настроение от постоянного самоконтроля было ужасное.

Беспощадно дергая волосы расческой перед зеркалом, я ругала себя последними словами, на которые была способна, за то, что уснула вчера с мокрой головой. Теперь «воронье гнездо» никак не хотело превращаться во что-то приличное. Придется стянуть все в хвост.

— Мы опоздаем в школу! — напомнила я сестре с плохо скрываемым раздражением.

— Тогда иди, я и сама дорогу знаю, — огрызнулась та из комнаты. — Без тетради мне химик пару влепит.

Я шумно выдохнула, надела куртку, закинула на плечо сумку с учебниками и вышла. Не хватало еще опаздывать из-за ее химика!

На улице моросил дождик, а я как назло не захватила зонтик. Натянув на голову капюшон, я быстрым шагом пошла через двор в сторону школы. Двор закончился, я перешла небольшую дорогу, а там и до школы рукой подать. Я так привыкла везде ходить с сестрой, что теперь чувствовала себя неуютно и все же более свободно — даже преодолевая несчастные двести метров, отделявшие мой подъезд от ворот школы.

Я уже шла по скверу, как вдруг заметила, что дождь перестал противно щекотать лицо, а над головой нависла тень. Я резко обернулась и нос к носу столкнулась с Робертом — одной рукой он держал над нами черный зонт, в другой руке сжимал полураспустившуюся алую розу.

— Привет! — поздоровался он и улыбнулся так, что у меня все заныло внутри.

Я привычно осмотрелась по сторонам, потом перевела взгляд на красный бутон. Не может быть, что это — мне…

— Чего надо? — нарочито грубо спросила я.

— Я хотел извиниться за ту неудачную шутку, — ответил Роберт. — Прости, я не хотел тебя обидеть.

— Все, простила. Я могу идти?

С каждой секундой холодность и напускное безразличие давались мне все труднее. Хотела бы я сказать себе: «не понимаю, что со мной происходит». Увы, происходящее было слишком очевидно. Когда Роберт оказывался рядом, пульс у меня подскакивал до запредельных значений, я стеснялась и одновременно хотела разговаривать с ним, порывалась бежать от него без оглядки и все же стояла не в силах противиться искушению.

— Тебе. — С этими словами Роберт протянул мне розу. — В знак моего чистосердечного раскаяния!

Я уставилась на розу, словно это была петля, которую палач предложил мне самостоятельно затянуть на шее. Сочный цвет бутона вместо потерявшегося в тучах солнца освещал размытый дождем серый мир вокруг нас. Никогда в жизни я не получала в подарок цветов, вообще никогда, и руки так и чесались ее взять. Но я не могла, так не полагалось, это было неприлично, вопиюще…

— Боишься уколоться?

Роберт неправильно понял мое замешательство. Он ухватил цветок возле бутона, оторвал усеянный шипами стебель и швырнул в кусты.

— Ты похожа на эту розу, — задумчиво сказал он. — Она была колючая, пока не оказалась в моих руках.

— Я не в твоих руках… — еле слышно отозвалась я.

— Пока нет.

Наши взгляды встретились. Он не хохмил и не шутил, он говорил серьезно, и от этого мне стало совсем плохо. Последними остатками воли я заставила глаза разорвать недопустимый контакт. Бутон все еще алел на его протянутой ладони, и я взяла его, забыв проверить, нет ли поблизости любопытных «почтальонов».

— Спасибо, — выдавила я и, не оглядываясь, поспешила к школе.

Цветок я спрятала на самое дно сумки. Знала, что он наверняка там сомнется, но и весь измятый, он был мне дороже всех цветов мира. На одной из перемен я оторвалась от подруг и заскочила в туалет, заперлась в кабинке, достала бутон и вдохнула его аромат. Мне показалось, он еще хранит запах рук Роберта, и я не смогла сдержать пары слезинок, осознавая всю бесперспективность этого общения.

Дома я оставила розу сохнуть на подоконнике. Сказала сестре, что нашла ее по дороге в школу, а ночью, когда та заснула, беззвучно плакала в подушку. Я не должна поддаваться! Я должна быть сильной, сама же твердила об этом Камилле. Я не должна обращать на него никакого внимания — ради собственного блага.

На следующий день я встала с высокой температурой, все тело ломило, а горло будто потерли наждачкой. Естественно, в школу я не пошла и провалялась дома целых две недели.

ДВЕ НЕДЕЛИ я не видела Роберта. Оказывается, для того, чтобы испытывать почти физическую боль достаточно лишь выдернуть из поля зрения одного человека. Две недели я пыталась внушить себе бросить эту затею, читала в интернете истории о том, как кавказские девушки выходили замуж за русских и от них отворачивалась вся родня. Я даже созрела на серьезный разговор с Робертом: если я все ему объясню, и он оставит меня в покое, забыть его будет гораздо легче, чем когда он постоянно таращится на меня и оказывает знаки внимания.

После болезни я вышла в школу в понедельник. Роберт никогда не появлялся у школы в понедельник, и в этот раз его не было. Они с группой репетировали по средам и пятницам, и я ждала среды, зная, что он наверняка подойдет. Но в среду, как назло, нас сильно задержали после уроков, и когда я вышла из школы, его тоже не было. Сердце ныло все сильнее, но я не собиралась отступать от намеченного. Я поговорю с ним в пятницу…