Он осторожно приподнялся и сел. У него сразу же закружилась голова, а в груди он почувствовал такую острую боль, что его взор затуманился. Дыхание стало прерывистым, и ему показалось, что подняться он не сможет.

«Если я не встану, можно считать, что я уже мертв», – подумал Беобранд.

Почувствовав под ладонью влажное твердое древко копья, он схватил его. Опираясь на копье, как на посох, он в конце концов сумел выпрямиться, но это усилие вызвало у него тошноту и новый приступ головокружения. Он постоял несколько секунд, тяжело дыша и чувствуя в темноте, как его поливает дождь. Ему было очень холодно, и он весь дрожал, стараясь, чтобы зубы не застучали. Он не имел ни малейшего представления, куда может направиться в подобном состоянии, однако было очевидно, что первым делом нужно убраться подальше от вражеского лагеря.

Он уже собрался сделать первый шаг, когда понял, что доносящиеся до него голоса стали громкими и злыми. Враги находились совсем недалеко, и только темнота да дождь позволяли ему оставаться незамеченным. Он замер и даже попытался затаить дыхание. Голоса чуть поутихли. Беобранд теперь, однако, уже не мог определить, с какой стороны они доносятся. И тут вдруг он услышал, как люди разговаривают громким шепотом прямо рядом с ним.

– А я тебе говорю, что увидел это первым! И я придумал, что это нужно забрать! – Этот голос был сердитым, но при этом жалобным.

– Но ты уже заграбастал ту застежку для плаща. Это несправедливо, и ты это знаешь. Если бы нам не приходилось таиться, я сломал бы тебе челюсть, ты, сукин сын! – Второй голос был более зычным и мелодичным, но его обладатель, похоже, не на шутку рассвирепел.

Беобранд продолжал стоять неподвижно. Он слышал, как эти двое шептались, когда проходили мимо, но уже не смог разобрать, что они еще друг другу говорили. Когда их голоса совсем стихли, он подождал несколько секунд и затем двинулся прочь от вражеского лагеря – то есть в сторону, противоположную тому направлению, куда пошли эти двое. Он вспомнил, что эта болотистая местность переходит в вересковую пустошь всего лишь в нескольких сотнях шагов от него, там, куда, по его мнению, он сейчас шел. Ему также вспомнился лесок на вершине покрытого вереском холма. Он решил поискать убежище среди деревьев.

Чтобы дойти до них, ему понадобилось довольно много времени. Дождь прекратился, и тучи начали рассеиваться. Холодный северный ветер ворошил вереск и листья дубов. Беобранд поначалу надеялся, что благодаря ходьбе стихнет боль в груди и прояснится сознание, но этого не произошло. Его голова кружилась при каждом шаге, а в груди возникло такое ощущение, будто кто-то вонзал ему нож между ребер при каждом вдохе. Однако он продолжал идти вперед. Становилось все холоднее, причем довольно быстро, да еще и ветер охлаждал его мокрую одежду. Если он остановится и ляжет на землю здесь, прямо посреди поля, без костра и какого-либо укрытия, он ночью наверняка замерзнет и умрет. Поэтому он шел вперед в темноте к спасительному лесу.

Среди стволов дубов и ясеней Беобранду показалось, что стало теплее. А еще ему показалось, что лес ласковым шепотом приглашает его лечь и отдохнуть. Его сознание поплыло. Беобранд подумал об Окте. Он не видел своего брата более трех лет и не увидит его, пока не попадет в потусторонний мир. Перед его мысленным взором появился четкий образ лица Окты. Брат улыбнулся и поманил Беобранда пальцем.

Затем стали появляться другие лица. Мать. Эдита. Реда. Отец. Все они уже умерли.

Он продолжал идти по лесу. Еще не затуманившаяся часть его сознания гнала его вперед, прочь от поля битвы. Прочь от смерти.

Он пытался удрать от смерти вот уже несколько месяцев. Возможно, его судьба такова, что смерть его уже вот-вот догонит.

Шагая вперед и цепляясь при этом то за один ствол, то за другой, он уже не понимал, куда направляется. Единственное, что он знал, – это то, что нельзя останавливаться.

Его мысли обратились к событиям последних нескольких дней. Он за эти дни многое узнал, завел новых друзей… А еще он многое потерял. Что произошло с Тондберктом, когда столкнулись две стены из щитов? Сумел ли Басс в этой битве остаться в живых?

Сам не осознавая, что делает, Беобранд сел на землю и прислонился спиной к узловатому стволу старого дуба. Его взор затуманился, и на него нахлынули воспоминания, от которых он еще совсем недавно пытался избавиться.

Он увидел мысленным взором дым с мелькающими в нем искрами, который поднимался в ночное небо и уносил с собой дух отца. Пламя очень быстро распространилось по сухой соломе дома. Деревянные балки стонали и охали. Жар пламени вскоре стал таким невыносимым, что Беобранду пришлось отвернуться от пылающего строения. Он тогда повернулся спиной к нему – и к своему прошлому – и направился к берегу, чтобы найти судно, которое увезет его на север, к будущему…

Когда от боли в ранах его сознание стало погружаться в темноту, он услышал шепот матери: «Ты… не… сын… своего… отца…»

Позднее, в самый тихий и темный период ночи, рядышком прошмыгнул барсук. Он понюхал человека, свернувшегося клубком возле покрытого мхом дерева, и затем снова пошел своей дорогой.

Больше ни одно живое существо не подходило к раненому воину до самого рассвета.

Для Кенреда это был плохой день. Проснувшись утром, он обнаружил, что проспал и пропустил ночную молитву. Аббат Фергас в качестве наказания заставил Кенреда скрести пол часовни перед утренней молитвой. После этого в течение всего дня одна неприятность сменяла другую.

На утренней молитве он забыл слова, и аббат Фергас сердито посмотрел на него. С того времени, как Кенред осиротел два года назад, он находился в этом монастыре – Энгельминстере. Он изо всех сил старался хорошо учиться, но отнюдь не был лучшим учеником. Аббат Фергас гораздо чаще сердито смотрел на него, чем ему, Кенреду, хотелось бы. И за этими взглядами обычно следовало суровое наказание. Сегодняшний день не стал исключением, и после утренней молитвы Фергас, ковыляя, подошел к Кенреду.

– Поразмыслишь над молитвой, слова которой забыл, когда будешь носить хворост. Ты сможешь поесть только после того, как натаскаешь сорок больших вязанок.

Кенред сумел удержаться от того, чтобы сказать в ответ что-нибудь дерзкое. Он уже знал, что такие ответы на выговоры аббата Фергаса только сделают наказание еще более суровым.

– Хорошо, отец, – покорно произнес Кенред, но когда аббат отвернулся, по щекам подростка едва не покатились слезы. У него ведь уйдет целая вечность на то, чтобы собрать так много хвороста, а он уже сильно проголодался.

Когда он отправился в лес, его настроение только ухудшилось. Шел сильный дождь, и земля порядком размокла. Вскоре и Кенред, и ослик, тянущий маленькую тележку, выпачкались в грязи. Они, тяжело дыша, с трудом продвигались вверх по склону к лесу, нависавшему над Энгельминстером.

К тому времени, когда они достигли края леса, небо на востоке уже становилось водянисто-серым. Дождь прекратился, но тяжелые тучи все еще висели в небе. Было похоже, что снова начнется дождь – еще до того, как он закончит собирать хворост. Кенред, однако, радовался уже тому, что наконец-то наступил рассвет: ему не очень-то хотелось заходить в лес в ночной темноте. Но даже и сейчас совсем немного света пробивалось сквозь дождевые тучи, и еще меньше – сквозь листву.