— Ну, пусть выкинут, если хотят… — беззаботно бросил Олег, уже направляясь в сторону кухни. — А пока надо ему поесть дать, что ли.

Мила поплелась за ним. Все же она еще не совсем отошла от пережитого шока. Теперь она думала, кто же тот мужчина и как он сюда попал. Хотя, в сущности, личная жизнь Элины ее совершенно не касалась — напомнила себе девушка.

— Я кое-что нашла, — заговорила Мила, стоя за спиной бывшего мужа, пока он шарил в холодильнике.

Голодный рыжий котенок, примерно полутора месяцев от роду, терся о ногу своего спасителя.

— Что? — не оборачиваясь, поинтересовался Олег.

— Я сейчас принесу это в библиотеку, и ты приходи.

— Ладно.

Явился он, держа на руках облизывающегося после сытной трапезы кота.

— Ну что там? А то спать хочется.

— Вот, — Мила положила перед ним фотографию военных.

Олег выпустил на пол животное, взял фото и несколько минут сосредоточенно разглядывал.

— Это мой прадед, — он указал пальцем на стоящего в центре летчика.

— Я так и подумала. Узнала его, потому что столько раз видела ту фотографию в орденах.

— Он же на ней лет на двадцать старше, чем тут, — усмехнулся мужчина.

— Глаза такие же. Да еще и летчик… Поэтому и решила тебе показать, чтоб точно убедиться.

— А где ты это нашла? — Лалин, присевший рядом на диван, поднял на нее свои большие серые глаза.

— На чердаке в этом доме.

Олег перевел взгляд на лампу, о чем-то раздумывая. Помолчал несколько минут, а потом серьезно и тихо спросил:

— А ты не думала, зачем Юрьянс вызвал тебя сюда и оплачивает твое пребывание здесь? Зачем пригласил меня? Зачем простому преподавателю все это надо?

* * *

Иван что-то писал в свете керосиновой лампы и не обращал внимания на взгляды девушки. Она ждала, что он с ней заговорит, но мужчина, видимо, даже не видел ее, сидящую на скамейке в углу комнаты. Когда его окликнули со двора, он поднялся и вышел, оставив на столе недописанное письмо. Подбежав, Илга взяла бумагу в руки. «Родная моя Катенька…» Надо же, он пишет женщине! Наверное, и про то, что они видели, напишет. Илга расстроилась. Она была так горда, когда они, вернувшись из леса, рассказывали всем, что видели, как немцы прячут золото. Они вместе следили за фашистами! А потом… потом он ее поцеловал… Конечно, этого они никому не сказали.

Девушка уже готова была расплакаться, но тут заметила на столе под конвертом две одинаковые фотографии. Положила назад письмо и взяла один из снимков, стала рассматривать. На нем были все прятавшиеся у них солдаты. Они стояли возле самолета, Иван был в центре. Поддавшись порыву, девушка сунула фотокарточку в карман платья и бросилась вон.

Капитан устроился на ночь в сарае. Здесь было гораздо прохладнее, чем в доме, не так душно. Лалин потянулся на сене и оно приятно зашелестело. Почти совсем стемнело, лишь кое-где между досками пробивался снаружи тусклый свет. Пахло сухой травой, древесиной, молоком. Ему было очень уютно спать, как когда-то в хлеву родительского дома, когда совсем мальчишкой сбегал подальше от хмурых глаз строгого отца, вернувшегося с поля. Тот был человек суровый, жесткий. Всегда звал сына Иваном. А мать — Ванечкой. Капитан родился и вырос в деревне на юге Украины, в самой обычной работящей семье. Кроме него еще был младший брат, дите совсем, одиннадцати лет. Никто бы и подумать не мог, что он, белобрысый сорванец, сможет поступить и с отличием окончить Харьковское высшее военное авиационное училище летчиков. Мать им очень гордилась, да и отец, если б был живой, наверняка бы тоже гордился. Жаль, фотоснимок, на котором они всем экипажем запечатлены перед первым вылетом, куда-то подевался. Хотел, когда появится возможность, один матери отослать, а второй — Катерине.

Убаюканный мыслями о доме и родных, он уже практически заснул, когда сквозь дрему услышал тихий голос.

— Иван!

Мужчина открыл глаза. Илга стояла перед ним в полосе света. Она распахнула и сбросила платье, оставшись в чем мать родила. Капитан застыл, размышляя, реальность это или сон, и чувствуя, как к низу живота приливает жар. Он уже и не помнил, когда был с женщиной. Подумал о Кате. Между ними ведь тогда так ничего и не было… Решили, если оба живы останутся, встретятся после войны, тогда поженятся. Мысли о любимой отрезвили и Лалин отвернулся от юной блондинки.

— Уходи, Илга, — твердо сказал он.

Нечего было давать девчонке надежду тем поцелуем…

Илга не ушла. Она приблизилась, бросила рядом с ним свое платье и села. Иван практически успел схватить потянувшиеся к нему руки, но девушка все-таки обвила его шею и прижалась к груди. Такой пьянящий запах женского тела, мелькнувшая почти у самых его губ, когда Илга тянулась к нему, нежная кожа… Он знал, что возненавидит себя за это, что будет мучиться, вспоминая, но не мог больше бороться и сдался. Подумал только, что его Катя так бы не сделала, не пришла бы ночью к мужчине. Ни за что бы не пришла.

Огрубевшие пальцы капитана утонули в гуще светлых волос на затылке девушки, когда он, не помня себя, впивался в ее губы жадным поцелуем, колол щетиной. Впервые овладел ею, даже не сняв одежды… Она не вскрикнула ни разу, лишь губу закусила и чуть постанывала. Что было дальше, Иван помнил плохо, отдавшись первобытному безумству страсти… Потом оба уснули, зарывшись в сено и обнявшись. Он думал, что выкрики на немецком и выстрелы ему снятся…

Утреннее солнце слепило глаза, привыкшие к полумраку сарая. В жуткой, вызывавшей тревожное предчувствие, тишине, так несвойственной деревням летом, капитан в несколько шагов преодолел двор и застыл в дверях дома, с ужасом осматривая открывшуюся его взору картину. Перевернутый стол, столешница расколота, будто на нее прыгнули или бросили что-то тяжелое, лавки опрокинуты, у стены, привалившись спиной и свесив голову, сидит его штурман, а на полу ничком лежит стрелок… Под обоими огромные лужи крови. Нет никакой надежды на то, что они могут быть живы. Четвертого члена экипажа. Максима Чижова, не было видно. Может, успел уйти и прячется где-то поблизости? А что если его увели? Взяли в плен, будут пытать… Молодой, неопытный парень… Выдержит ли, не выдаст? Капитан понял, что уходить нужно немедленно.

— Ты кому-нибудь говорила, что мы здесь? — спросил он у бледной, будто тоже не живой девушки, стоящей за его спиной.

Ее глаза были широко раскрыты, ресницы трепетали, губы беззвучно подрагивали.

— А где же дедушка? — вместо ответа спросила тихо она.

Уже несколько дней практически беспрерывно лил дождь. От этого даже в самых светлых комнатах стало мрачно и серо. Лишь горячий чай или кофе со свежей выпечкой немного приободряли. Но Мила наслаждалась лакомствами одна, поскольку просыпалась поздно — около одиннадцати, а то и в двенадцатом часу дня. Завтракали без нее, и может оно и к лучшему. Девушка не горела желанием присутствовать при очередном споре на тему России и русских. А вставала она так непривычно поздно, потому что ночами напролет читала найденный на чердаке дневник и делала для себя заметки. Дневник не был подписан, но записи явно делал мужчина — они были лаконичными, без лишних подробностей и касались в основном медицины. Автор систематически записывал, кому и какие лекарства назначал, расписывал ход операций, но иногда упоминал, какая в тот или иной день стояла погода. С приходом в село, где жил этот человек, немцев, записи стали объемней и подробнее.