Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Константин стоял, тряс головой, стараясь избавится от наваждения, а крестьяне все благодарили и кланялись…
Как приятно-то, Пресвятая Дева! Куда там прелюбодеяниям, прости Господи!!!
Аве Мария, что это было? Вроде знакомое что-то, нечто подобное он уже испытывал… А! Точно! Тогда, на лестнице дома старосты, когда… Но, тогда, лишь один раз… а сейчас… Ту-дуу-ду-ДУУУУУУУУУУУУ! И огромного размера цифра «6» взрывается перед глазами.
Уууух!!! Как это там… уровень поднял… Еще! И как, из-за чего? Наверное, да, задания, староста говорил о заданиях. Не зря ведь палки пропали, загогулины появились? И смотрят на него они так, с надеждой, ласково… Скорее всего, было у них у всех здание на этого Фильку, и вот, засчиталось, хотя он подушечку… кнопку эту с двумя буквами и не жал. Видно, серьёзно дьячок тут всем напакостил.
— Ты, мил человек, не думай, мы не душегубы, не изверги какие, — будто подслушав его мысли зачастили местные.
— Мы ж всегдась…
— Тогось…
— Только за!
— Против!
— Ну или против…
— Все как нужно, и никак поперек!
— А Филимон этот гадостливый только и умеет, что всех ссорить да стравливать…
— Недавно дружину вызывал, шоб кузнеца нашего побили…
— А кузнец чаго? Он хороший, хороший кузнец! Ну показывал фокусы, ну гнул подковы, ну отлетела одна и дала Фильке в лоб! А нечего было впереди всех лезть и обзору мешать!
— Ага, так ему и надоть!
— А и седня ему в лоб!
— Нет, седня по лбу, а в тот раз в лоб было!
— Знать такова его планида…
— Не положена такому засранцу планида! Малый ентот… как его… во, малый метеоризьм его жизнью править!
— Ага, и в базарный день, как приходить на ярмарку, и как начнеть все пробовать… И пробуеть, и пробуеть, все уже думають, кадаже он лопнет, а он все пробуеть… До вечера пробуеть, и хрен что купить! А потом неделю не есть — экономит, капиталисть начинающий!
— И еще с год назад он корову мою подоил! Молоком, сказал, подать возьму в казну, а все сам выпил, ирод! Квитанцию не выдал! Сказал — бланку у него нетуть… Хотя бересты кругом — завалися!
— А моего козла в мытню свел, сказал налог! А какой мой козел налог, когда он козел? И на что налог? На коз? Козы таперича грустные, без козла-то!
— А када Стенька с Разинькой клад древний нашли, помните шо было, помните? Отобрал три четверти и еще говорит так издевательски, енто, мол, ваша премия! А какая это премия, када отбирают? Премия — это када, напротив — дают!
— И на старосту постоянно доносы пишет!
— Да на всех пишет, скоро в округе все березы голыми стоять будут…
— И церковные свечи в избе у себя палит!
— А вот на позапрошлом месяце…
— А когда лишь приехал…
В общем, действительно, у каждого к дьяку были претензии.
Пока народ вспоминал былые обиды и придумывал новые, подтянулись припозднившиеся селяне, спрашивали, что случилось и получали красочные ответы с массой положительных эмоций. А скромно стоящий рядышком Константин получал опыт за кучу выполненных заданий. Пусть и однотипных, зато рассчитанных на десятый левл.
Короче, натудудукало ему до девятого уровня. И совсем чуточку до десятого не хватило. Но он то этого не знал, ибо про полоску прогресса староста объяснить не успел.
«Как быть?» — думал в это время Полбу, жуя губу.
Неразрешимая задача… Видно, я снова все испортил. Боромир велел раскидать пять очков, и даже сказал, как. А теперь, пяти очков нету. Почему-то четыре всего осталось. Ну и еще рядом кругляшек, а кругляшек — это нуль, рыцарь уже знал, что такое нуль. Шиш это. Вот когда один палец — это один, когда два пальца — два. А когда нет пальцев — это нуль пальцев. Шиш пальцев. И где взять недостающее очко? И чем пожертвовать, какой характеристикой?
Провел рукой по стоящим дыбом волосам, по пушистой бороде, делающей его похожим на помесь хорошо вымытого Бармалея с придурковатым Дядюшкой Ау… И решился.
«Не буду брать Успешность, — решил он. — как-то все с этой Успешностью непонятно». Вот, первые три характеристики — там все ясно. Духовность рыцарю тоже необходима, как же без молитвы? А Успешность? Личным трудом, терпением и волей, с Божьей помощью — все сладится. А что не сладится, то, стало быть, Господу не угодно, и никакими очками этого не исправить. Что бы там не наговорил староста. Может он вообще шутил. Или запутался. Или бредил.
И барон нажал на Стойкость. Блымс. И еще раз. Блымс. Хм… Рядом с тройкой появилась восьмерка. Чтобы это значило? По идее, должна двойка остаться, он почти полностью был в этом уверен. Пересчитал на пальцах и стал уверен полностью. Откуда тройка? И еще восьмерка?
Нажал снова. Блымс. Три и семь. Блымс. Блымс. Вот, тройка и снова нуль — ничего, значит. Ну, еще раз. Блымс. Два и девять. Вот как так? Сначала мало — три или четыре, потом много — девять и восемь, потом снова… Пресвятая Дева, помоги! Блымс. Блымс. Блымс…
Вот, теперь порядок.
Пятерка, как и было изначально. Слава тебе, Господи… Ну что же, послушаемся совета, умудренного летами старосты… Два очка — в Стойкость. Одно — в Ловкачество. Одно — в Духовность. Ну, и одно — в Успешность, так уж и быть.
Крестьяне уже наговорились и начали расходиться, когда рыцарь вспомнил о просьбе местного барона. Помочь всем, кто попросит. Не бегать же потом по всему селению вылавливая нуждающихся? Вон, их тут сколько, может кому что и нужно.
— Добрые пейзане! Мое славное имя — сэр Константин, по прозванию Полбу, рыцарь Сере… кхм… Рыцарь. Барон Шардо и Бельд. Ваш заботливый барон, помоги ему Господи, попросил оказать вам помощь, если у кого какая беда есть. Подходите, не стесняйтесь! Долг рыцаря — помогать сирым да убогим, особенно, если его о том друг просит. А барон ваш — настоящий рыцарь и герой! Такого честь считать другом! Гордитесь им, слушайтесь и чтите.
— Во завернул то, а… А о ком энто он?
— О бароне…
— Каком бароне?
— А леший его знает, наверное, где-то завелся.
— А зачем барана чтить и слушаться? Что он умного скажет, он же баран…
— Да не баран — Барон.
— А что такое — барон?
— Друг его, он же сказал. Имя такое. Славное.
— Так он сам Барон? Али нет? Али еще какой Барон?
— Так что? Два у нас Барона?
— А почему он тогда наш, раз он его друг?
— Вот те на, то ни одного, то сразу два. А зачем нам Бароны? Они как печники али плотники может? Что делать-то умеют?
— Да заговаривается он чутка, видишь ведь, взъерошенный весь, пришибленный…