— Знаю. Я спросила, не ошибся ли он, но он сказал «нет» и добавил, что вы поймете. Откровенно признаюсь — я вся издерганная. Что это за люди такие, если оставляют подобные карточки?

Эдвард швырнул картонку в печь, и пламя с радостью накинулось на новый корм. Пока визитка горела, он принял решение.

Сомнамбулист неуклюже вошел в кухню. Монолит его тела плотно окутывал ярко-лиловый халат. Мистер Мун пожелал ему доброго утра. Великан в ответ зевнул.

— Сегодня вечером представление отменяется. Пора переходить в наступление.

Сомнамбулист потянулся и снова зевнул. Затем нацарапал:

КУДА

Иллюзионист ответил. Взгляд великана мигом сделался ясным, апатия улетучилась, и он явно ощутил себя полностью проснувшимся. Правда, ничего приятного в подобном способе пробуждении Сомнамбулист не находил.

Они выждали до заката и лишь тогда покинули театр, прокравшись мимо недовольной миссис Гроссмит и миновав уже залившего глаза Спейта, устроившегося здесь ночевать. Мистер Мун поздоровался с ним, приподняв шляпу. Бродяга ответил на приветствие какой-то стандартной нелепостью.

В нескольких минутах ходьбы от Альбион-сквер их ждал экипаж. Эдвард и Сомнамбулист молча забрались в него, не говоря ни слова вознице, одетому в черное и с лицом, замотанным шарфом. Впрочем, помощник инспектора всегда в равной мере отличался тактом и скрытностью.

Мистер Мун проинструктировал Сомнамбулиста:

— Сегодня мы отправляемся на охоту. Идем добывать сведения. Просто выуживать их. Я не хочу, чтобы ты вел себя как в прошлый раз.

Сомнамбулист с мудрым видом кивнул.

— Но если дело обернется плохо — а я на сегодня это вполне допускаю, — то могу я положиться на твой... опыт?

Снова кивок.

— Спасибо. В этой короткой поездке я ни на кого не мог бы так положиться, как на тебя.

Великан робко улыбнулся в ответ. Экипаж загрохотал по булыжнику.

Менее чем через полчаса они были у цели — грязного переулка в глубине Ротерхайта. Нехорошее место. Скопище жалких доходных домов, благотворительных кухонь и трущоб-развалюх. Улицы смердели от запущенности, а здешние обитатели, с их мрачными, землистыми и болезненными лицами, казались скорее животными, нежели людьми. Эта часть города отчаянно нуждалась в цивилизации, в милосердии и — да, я не колеблясь произнесу это слово, каким бы немодным оно вам ни казалось,— любви.

Немного вниз по улице, в шеренге полуразрушенных домов, привалившихся друг к другу, между пабом и ночлежкой, где бедняки платят по паре пенсов за право спать вповалку, находилось заведение, очень хорошо известное Эдварду Муну. Иллюзионист столь вежливо кивнул старому пьяному ласкару[10], сторожившему вход, словно тот служил швейцаром в «Рице» или привратником эксклюзивного клуба с пожизненным членством. Лас-кар подозрительно уставился на путников налитыми кровью глазами, но по всей видимости, он уже успел достигнуть того состояния, когда помешать кому-либо войти для него не представлялось возможным, а потому без лишних слов впустил обоих. По кривой полуразвалившейся лестнице гости сошли в самое чрево дома, в его ядовитое сердце, в гигантский подвал, смердевший грехом. В недоброй славы опиумный притон Фодины Яньгоу.

Подвал наполовину затопила пелена плотного ядовито-желтого дыма, а на полу шевелился своеобразный ковер из человеческих тел. Сведенных судорогой, уродливых и противоестественных. Какой-то молодой человек выглядел истинным памятником саморазрушению. Погруженный в блаженство рукотворного рая, он лежал с широко разинутым ртом. Зрачки несчастного, несмотря на раскрытые глаза, собрались в точки. Рядом с ним, ссутулившись, сидел доходяга-солдат, пока еще не успевший сбыть алый мундир своего полка, засаленный и обтрепавшийся за годы небрежения. Их руки, словно клешни, судорожно впились в мундштуки трубок, дарящих курильщикам одновременно и блаженство, и муку. Одуревшие от мака посетители бездумно валялись на лежанках с бледными пастозными лицами, подсвеченными масляными светильниками. Они напоминали беспомощных марионеток, чьи нити вдруг оборвались. Мистер Мун и Сомнамбулист осторожно пробирались между телами несчастных, почти каждый раз вздрагивавших, будто от яркого света, если вновь прибывшие оказывались рядом.

— Лотофаги,— прошептал иллюзионист. Великан озадаченно посмотрел на него, но прежде чем он успел нацарапать ответ, перед ними возник сутулый человек восточного вида с лицом настолько морщинистым и изъязвленным, словно его изуродовала какая-то чудовищная болезнь.

— Мистер Мун?

Говорил он с сильным акцентом, исполненным хитрости и коварства голосом.

Иллюзионист вежливо поклонился. Китаец сердито ткнул в великана.

— Почему он здесь?

Эдвард изо всех сил постарался успокоить его.

— Сомнамбулист пришел как мой гость. Даю слово, что он будет вести себя наилучшим образом.

— Его тут не хотят,— упирался Яньгоу.

— Не говорите так, — осклабился мистер Мун. — Вы раните его чувства.

Китаец едва не зарычал.

— Что вам надо?

— Что мне надо? — беспечно повторил иллюзионист. Шагнув к хозяину притона, он стиснул его бесформенный нос указательным и большим пальцами.— Мне нужны сведения, мистер Я. Надеюсь, вы с удовольствием ими поделитесь.

Китаец взвизгнул, вынужденно соглашаясь.

— Отлично.— Мистер Мун выпустил его нос.— Теперь попытаемся перейти к более цивилизованному разговору. Я расследую убийство Сирила Хонимена.

Яньгоу мрачно кивнул.

— Я уверен, что человек вашего ума сможет рискнуть ответить на мой следующий вопрос.

Хозяин притона рассмеялся.

— Видать, вы совсем отчаялись, раз пришли сюда! — заявил он.— Вы проиграете! Проиграете!

— Я никогда не проигрываю,— жестко ответил мистер Мун.

— Клэпхем! — торжествующе проскрежетал китаец.— По-моему, там вы проиграли!

Тень Сомнамбулиста упала на Яньгоу, и тот немедленно заткнулся.

— Мне нужны имена,— потребовал Эдвард,— все, что ты мог слышать. Любой шепоток, любой намек, слетевший с губ твоих наширявшихся клиентов. Любой злодей в Лондоне рано или поздно приходит сюда. Кто-нибудь из них может что-то знать.

Яньгоу издал булькающий вздох.

— Я не стану помогать вам, мистер Мун.

— Я могу вас заставить.

— Думаю, нет.

Эдвард ожег его гневным взглядом.

— Вы что-то знаете?

Китаец старательно пожал плечами, выдав себя лишь хихиканьем.

— Знаете!

Он покачал головой.

— Учитывая нашу долгую дружбу, мистер Яньгоу, мне кажется, что вы просто обязаны мне сказать.