Вот и дом в три этажа, мрачный, громоздкий, помнивший, наверное, ещё Франца Иосифа. Старый камень кое-где осыпался, на углах сгладился от дождей и ветра. Высокие стрельчатые окна в давно не крашенных рамах занавешены. Подъезд зияет уродливой скважиной в престарелом, нездоровом теле здания.

Тёплым сентябрьским днём стало вдруг украинскому поляку зябко, пробежал по спине неприятный холод. И даже краски наступившей осени словно поблекли. Но отступать некуда, пан Станислав не поймёт.

Он оставил машину немного поодаль и прошёл по тротуару к входной двери. Улица была совершенно пуста, ограда Лычаковского кладбища равнодушно и отстранённо наблюдала за посланником, исчезающим в провале подъезда.

По заплёванной лестнице Гриц поднялся на второй этаж:. Пахло сыростью и чем-то затхлым. Постучал условным стуком в правую крайнюю дверь. Подождал — ни шороха. Но он чувствовал: кто-то внимательно рассматривает его через некую скрытую щель, изучает. Наконец клацнул замок. Показался здоровенный, ростом под потолок, с неохватными плечами мрачный мужик, заросший бородой до глаз. Кивнул, мол, заходи.

Тёмной прихожей они прошли в комнату. Так и есть, дешёвая меблирашка. Помимо провожатого, оставшегося у входа, в помещении находились ещё трое. Сидели за столом с бутылкой водки и несложной закуской. При появлении Грица встал высокий, худой и сутулый человек со впалыми щеками и совершенно лысой головой. Одет он был в косоворотку с расшитым воротом и холщовую жилетку. Подошёл быстрым шагом:

— Пан Суржак? — И, не дожидаясь ответа, протянул руку: — Тиртый.

Степан Тиртый в львовской организации считался главарём, по слухам, водил дружбу с самим Бандерой. К тому же имел славу человека жестокого и быстрого на расправу. Но пан Станислав заверил, что о встрече договорено на самом высоком уровне. Дескать, опасности никакой. Несмотря на это, от взгляда пронзительных бесцветных глаз и цепкого рукопожатия — будто собака ухватила за штанину — Гриц слегка оробел.

Двое товарищей Тиртого спокойно взирали на пришельца, дожёвывая закуску. Были они чем-то неуловимо похожи друг на друга. Наверное, лицами, одинаково холодными и острыми, как топоры, то ли кистями рук, что свободно лежали сейчас на несвежей скатерти, но готовы были в любой миг — имелось такое ощущение — вцепиться гостю в горло.

Главный оуновец пригласил Грица к столу, налил рюмку водки.

— Прошу, пан Суржак, угощайтесь. Как говорят москали, чем богаты, тем и рады.

Гриц махнул рюмку, закусил кнакенвюрстом — тонкой сухой колбаской, кожура которой отрывается с характерным хрустом, — затем горько вздохнул:

— Русские… их войска уже в городе.

— Об этом и речь, — поддержал Тиртый. — Зато водка у них хороша, не правда ли? Эту бутылку мне привезли из Москвы. «Петровская», напиток богов. Я, конечно, патриот своей Родины, но украинская горилка, скажу честно, нравится мне меньше.

— А я предпочитаю польскую, от Бачевского, пан Тиртый, — нашёлся Гриц. — Пусть москали сами пьют свою водку. У себя дома.

— А украинцы — горилку в Киеве? — усмехнулся собеседник. — Так и там теперь русские. Империя… Мы не политики, пан Суржак, не нам рассуждать, отчего польская армия покинула Львов без единого выстрела. На то были, верно, веские причины. Но нам — я имею в виду ОУН — категорически не нравится русская Галиция.

— Полякам тоже не нравится русская Галиция, — поддакнул Гриц.

— А как вообще видится полякам будущее нашего края? — остро взглянул Тиртый.

Эти бандеровцы всегда сразу берут быка за рога. Пан Станислав предупреждал. И ещё он предупреждал об осторожности. Начиналась самая трудная часть разговора. Суржак поглубже вдохнул воздух.

— Галиция — исконно польская земля, ещё от Речи Посполитой. Сейчас трудная ситуация. В Варшаве решили, что союз с Германией лучше войны с Россией, но это временная мера. Настанет час, и Польша вновь обретёт независимость, раскинет свои пределы от моря до моря! — Гриц невольно цитировал Рыдз-Смиглу и иже с ним, всё больше воодушевляясь польской идеей. Но вовремя спохватился. — Конечно, рядом всегда найдётся место братским народам. И украинскому в первую очередь…

— Угу, — покивал представитель братского народа, — только пока вместо Польши «от моря до моря» мы имеем генерал-губернаторство, окраинную провинцию Третьего рейха.

— Повторяю, пан Тиртый, так будет не всегда. Союз с немцами поможет изгнать завоевателей, позже мы избавимся и от колбасников. Вот тогда польский орёл расправит крылья! А Галиция вздохнёт свободно!

— Польша, Польша… Одна только Польша! — с раздражением прервал оуновец. — Поэтому я и спрашиваю, пан Суржак, как вам представляется положение украинцев после победы над всеми супостатами, неважно русскими или германскими?

— Сейм! — выпалил Гриц. — Безусловно, галицкий сейм! Наравне с радой. Возможны варианты смешанного правительства, это дело будущего. Но в любом случае равноправие польского и украинского населения во всём! Вы получите самоуправление, свободу вероисповедания, образование. Школы с преподаванием на украинском, национальный факультет в университете…

— А вас не смущает, что украинцев в восточной Галиции, в частности во Львове, втрое больше, чем поляков? И кстати, во времена Речи Посполитой, поминаемой вами, пан Суржак, с такой нежностью, эти места назывались Руським Воеводством. — Тиртый поиграл желваками. — Ваше место в Кракове, а во Львове и на других прилежащих территориях законными хозяевами будем мы. И никакого сейма — только рада.

— Пан Тиртый, все эти вопросы ещё предстоит решать, — попытался сгладить острый угол Гриц. — Уверяю вас, найдутся умные головы, все необходимые законы будут приняты ко всеобщему благу. Но после победы. Сейчас у нас другая задача. Есть один для всех враг — русские.

— Есть враг — будем драться, — спокойно сказал оуновец, присаживаясь к столу и на глазах превращаясь из политика в боевика. — Вы хотите предложить совместные действия боевых бригад? Есть оружие? Люди готовы?

— Наши отряды имеют свой план действий, — уклончиво ответил Гриц. — Но координация усилий и обмен информацией были бы очень полезны. Если мы будем знать ваши ближайшие цели, пан Тиртый, то сможем исключить дублирование, опасные накладки…

— Цель одна и простая — бить москалей.

— Вы планируете акцию? Когда, где? — напрягся Гриц. Выведать ближайшие планы ОУН — именно в этом состояла главная задача, поставленная паном Станиславом.

— А вот, где застал русского солдата, там и бей! — осклабился Тиртый. — Мы — организация Степана Бандеры, передовой отряд украинского святого воинства. За нами не заржавеет. Ещё рюмочку, пан Суржак?

Гриц понял, что встреча подходит к концу. Что ж, он так и доложит командиру ячейки: оуновцы себе на уме, карты раскрывать не торопятся и действовать собираются, судя по всему, самостоятельно.

— Благодарю, пан Тиртый. Мне достаточно. И вообще, пора ехать.