Руководитель «Орлят» слышал о мощной подпольной организации «Серебряный зигзаг» в Варшаве, ссориться с которой не стоило ни в коем случае. Он догадался, кем может быть невзрачный господин, поэтому ценой немалых усилий через пару одиозных личностей с лычаковского городского дна договорился-таки о встрече с очень опасным украинским боевиком.

Послать на встречу решил Грица Суржака. Тот был наполовину украинцем и в ячейке крутился довольно давно, нареканий не вызывал. После короткого инструктажа посланник «Орлят» отправился на задание и вот уже несколько часов не давал о себе знать. Должен был уже вернуться или, в крайнем случае, позвонить, но не сделал ни того ни другого, словно в воду канул.

Пан Станислав нервничал. Раскуривая сигару — конечно, не «Гавану», всего лишь «Патрию», да где сейчас настоящих сигар взять? — одновременно пытался беседовать с учителем гимназии Дворжецким. Но мысли витали далеко от уютного зала на втором этаже родового особняка Пожацких, и пан Станислав то и дело терял нить беседы. Слава об оуновцах в рядах умеренно недовольной польской интеллигенции ходила самая дурная.

В это время очаровательная панна Зося принялась рассказывать какую-то поучительную и патриотическую историю, привлекая внимание молодёжи: двух барышень и трёх юношей-студентов. Учитель Дворжецкий отошёл за рюмкой конька, служащий ратуши Павловский громко заспорил с бывшим предпринимателем Сапехой о роли отдельной личности в историческом процессе.

На миг Пожацкий остался один и потому увидел первым, как резко, словно от удара ногой, распахиваются двери в зал. Воздух неожиданно стал вязким, будто кисель, и движения объектов в этой новой среде замедлились, но были различимы до мельчайших деталей, с поразительной чёткостью. Врываются люди в длинных плащах и кепках, надвинутых на глаза. А в руках у них немецкие автоматы. И люди эти, не произнеся ни слова, не издав ни звука, начинают стрелять. Бьются на дульных срезах огненные бабочки, веером летят стреляные гильзы, но грохота пальбы почему-то не слышно. А может, это он, Станислав Пожацкий, уже ничего не слышит, не ощущает, не понимает? Выплёскивается вдруг кровавый фонтан из головы учителя Дворжецкого, и рука его безвольно роняет рюмку с коньяком. Некрасиво распяливает в беззвучном крике рот панна Зося, но пули сбивают её с ног, тело валится куда-то под сервированный стол. Летят осколки сервиза, лопаются вазы с фруктами… Барышни, юноши-студенты, Павловский с Сапехой — все дёргаются, как в конвульсиях, и пространство вокруг окрашивается красным… И что-то горячее бьёт его в плечо, а потом в бок, а потом…

— Гранату добавь! — кричит один из «плащей» другому, на ходу меняя магазин в МП-38.— И уходим!

— Ага! — откликается тот.

Он швыряет в зал с расстрелянными людьми лимонку. Сам прячется за притолоку.

Взрыв! Визг осколков!

Налётчики покидают особняк так же быстро и слаженно, как атаковали. В здании начинается пожар, рыжие языки пламени вырываются из высоких стрельчатых окон второго этажа, дымом заволакивает этаж: первый.

От ограды с визгом резины срывается чёрный «адлер». Завтра его обгорелый остов найдут на другом конце города, за вокзалом, на заброшенной железнодорожной ветке.

Под штаб Третьей гвардейской дивизии заняли Дом инвалидов. Решение напрашивалось само собой — здесь и удачное расположение на краю города, среди относительно разреженной застройки, и наличие рядом полигона, и обширная лесопарковая зона, примыкающая к зданию с запада, можно в случае чего организовать мощный оборонительный рубеж:.

Да и правду сказать, усталым от баталий и ратных трудов отставникам грандиозное строение давало приют давным-давно, ещё при австрийцах. Последнее время здесь квартировали подразделения Войска Польского.

Двуглавого орла Габсбургов давно сменили одноголовым польским, но статуи, окружающие герб: статного мужчину, достающего меч из ножен, и женщину с пальмовой ветвью и в лавровом венке, — не тронули. Как и большое количество барельефов, расположенных по фасаду. Когда в город вошёл двадцать второй полк, и вид настоящей средневековой крепости с зубчатыми башнями поразил воображение комполка полковника Рожецкого, он велел польского орла заменить двуглавым, но уже российским, вывесить на стенах триколоры и заселяться.

Одна из четырёх башен отошла командиру дивизии генерал-майору Стукалову, назначенному военным комиссаром Львова, остальные заняли штабы и командиры полков. В крыльях, отходящих от основного здания, разместили тыловые службы с их начальством.

Все уже знали, что Стукалов назначен временным военным комиссаром Львова, но сам он ещё не прибыл. Ждали со дня на день. А по прибытии комдива разместили в одном из четырёх — самом мощном — бастионе Цитадели. Были тому причины.

На свободном пространстве между парком и полигоном стал временным лагерем один из батальонов двадцать второго полка с полковым имуществом. К зиме здесь собирались отстроить основательную казарму с подсобными помещениями. Русские офицеры немедленно приступили к использованию готовых плацев и стрельбищ для тренировки и муштры бойцов. Солдат не должен бездельничать и скучать: от этого теряется боевая выучка. Мало ли что город сдали без боя. Враг рядом, и он не дремлет. Об этом помнили все.

На полигоне, ближе к Клепаровской улице и железной дороге, расположился Отдельный тринадцатый танковый батальон, имевший в своём составе два десятка лёгких «Витязей» и пятнадцать тяжёлых «Держав». Впрочем, в парке находились не все машины, часть танков постоянно дежурила у комендатур, разбросанных по городу.

Рядом разместились артиллеристы и зенитчики.

Остальные батальоны двадцать второго и двадцать первого полков рассредоточили поротно, разместили во временных казармах и придали усиленным комендатурам: в районе Левандовки, около вокзала, в Краковском и Галицком районах, в Новом Свете. Вблизи дороги на Станислав, в Мазуровке, Лонзановке и Кайзервальде. Укреплённая застава на дороге в направлении Луцка и гарнизон, разместившийся на Фридрихковке, ближе к железнодорожной станции Львов-Клепаров замыкали кольцо безопасности города.

Двадцатый полк охранял подступы к городу с южной и юго-западной стороны.

С приближением российских войск многие львовяне, особенно поляки, покинули город. Закрылись конторы и банки, магазины, кафе стояли с запертыми дверьми и плотно занавешенными витринами. Погасли огни ресторанов и кинематографа. По улицам разъезжали бронемашины «Сокол», вышагивали вооружённые патрули. В вечернее время комендантский час сковал улицы, словно лютый мороз.

Однако все эти строгости довольно скоро отменили. При содействии военных комендантов создали районные советы самоуправления — преддверие новой жизни. Довольно скоро сюда потянулись коммерсанты различного калибра, мелкие служащие и владельцы небольших предприятий. Брали разрешения на торговлю и производство. Вновь оживали магазины и кафе, рестораны и кинотеатры, конторы и мастерские. Возобновили движение львовские трамваи.