— И что ты надеешься там найти? — не выдерживает он. Ха, я же говорила! Ирония в голосе, а терпение на нуле.

— Найти? — удивленно переспрашиваю я и не дожидаясь ответа добавляю: — Ты меня с кем-то путаешь. Я не аудиторская проверка и не налоговая, чтобы искать. Я раз-би-ра-ю. Документацию. Нужную от ненужной.

Показала я руками на обе стопки поочередно и терпеливо уставилась – что непонятного?

— Ню-ню, — покивал он и снова примолк.

Я не торопилась, уделяла внимание каждому листочку. Вчитывалась, иногда хмурилась, иногда с легкостью откидывала в стопку «ненужное». В этот раз его терпения хватило на дольше. Казалось, ещё немного и напевать начнет. Тогда я потянулась к следующему ящику, сунула руки, дабы вытащить очередную порцию, и бросила взгляд на стол в поисках свободного места. Ловким движением скрутила в трубочку ворох «ненужное» и сунула в мусорную корзину. Ярослав подскочил. Схватил корзину, вытащил бумаги.

— Может ты будешь советоваться со мной, прежде чем что-то выбрасывать?!

— Там ничего особенного, — беспечно заявила я. — Совета те бумаженции не требуют.        

Он перенес всю стопку на диван и принялся листать. Я в это время вытащила записную книжку Николая в толстом кожаном переплете. В неё я даже заглядывать не стала, потянулась к коробке, стоящей слева от стола.

— Постой, это записная книжка отца, — одернул он меня. Я подтвердила, аккуратно определила её на самое дно и повернула к нему надпись на коробке:

— Здесь будет архив, спущу в подвал.

Он автоматом перекладывает следующий лист и наконец натыкается на свои «успехи и достижения». Зачетная книжка о присвоении Лапину Ярославу первого юношеского разряда по фехтованию.

— Это по-твоему бумаженция? — оскорбился он. Я вытянула шею, глянула и спросила:

— Что-то важное? Должно быть пропустила.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Блять, — в сердцах выругался он и потребовал: — Аглая, черт возьми, прекрати немедленно эту… уборку! 

— Не смей повышать на меня голос, — спокойно заявила я и вытащила из ящика файл-папку синего цвета. Он подскочил, отобрал её у меня и попытался вытащить меня из кресла. Попытки эти я сразу пресекла, скинула его руки и завопила:

— Может ты меня ещё ударишь?

Он поднял руки и  в жесте "сдаюсь" выставил их ладонями вперед.

— Господи, да не трогаю я тебя. Нужна ты мне, — фыркнул он и пробормотал: — Дай мне возможность самому прибрать здесь. Я тебе не нравлюсь, ок. Ты мне тоже никогда не нравилась, но нужно искать компромиссы.   

— Компромиссы? Не нравилась? – удивилась я и напомнила ему: — А что тогда ты делал со мной в лесу?

— Тебя трахал, — ответил он. Наклонился ко мне и шепнул в самое ухо: — И знаешь, мне не понравилось.

Горячее дыхание опоясало шею, я осторожно отступила. На языке вертелось «врешь», хватило ума не выпалить вслух.

— Ну, хоть в чем-то мы сошлись, — возвела я к потолку очи и вернулась к своему занятию.

Мой ответ ему явно не по вкусу, он скривился в сторону, но комментировать воздержался и вернулся к дивану. Синюю папку бросил к бумагам, вытащенным из корзины, и снова расселся, раскинув руки.

— Я был удивлен, — сообщил он и сделал паузу. Намеренную, выжидал я проявлю интерес. Тут даже особой интуицией обладать не нужно – задумал пакость. Моего любопытства он так и не дождался, и продолжил: — Для шлюхи вроде тебя, ты слишком нерасторопна.

Швырнуть в него что ли медведем? Бронзовым, тяжеленым, из задранной вверх рычащей пасти которого торчали карандаши.

— Что-то я не припомню от тебя платы. Шлюхи задаром не обслуживают.

Он усмехнулся, а я отвернулась к дубовому пеналу. Распахнула дверцу, стала вытаскивать папки, расставленные рядами. Вскоре я заняла все свободные поверхности кабинета. Опустошила все полки, ящики, стараясь как можно больше смешать между собой документы. Окинула весь этот беспорядок взглядом и только тогда посмотрела на него.

— Пожалуй, ты прав, — согласилась я. — Действительно будет лучше, если ты сам разберешь эти документы.

И оправилась на выход. Повернулась, поймав на себе его недоумевающий взгляд, и добавила: 

— Самые важные документы в сейфе, так же, как и пистолет Николая. Тебе известен код?

— Нет. А тебе? — почти выкрикнул он вопрос, потому что я была уже в дверях. 

— Ну, разумеется, — не повернув головы ответила я и вышла.

Сегодня Ника додумалась позвонить, прежде чем нанести визит. Приезжай, согласилась я, радуясь передышке. Пустая болтовня с Завойчинской – то, что сейчас необходимо. Я организовала для нас два безалкогольных мохито в высокие стаканы, мы отправились с ними на лужайку. По пути Ника таки открыла бар, оббежала взглядом бутылки и выудила ром, я укоризненно на неё глянула.

— Да что такого? — фыркнула она и оправдалась: — Я чуток совсем плесну, для тонуса.

— Ты много пьешь, — попеняла ей я.

— Скучища ж. Я вообще не представляю, как ты так можешь: на любой сходке весь вечер с одним бокалом шампанского таскаться. Ещё и его не допиваешь.

— Я бы и его с удовольствием не пила, но тогда окружающие станут думать, что со мной что-то не так.

— Поздравляю, они так и думают, особенно бабье, — порадовалась незнамо чему Вероника.

— А, — отмахнулась я. – Пусть, мне всё равно.

— Вот! Именно поэтому о тебе и сложилось такое мнение. — Я удивленно посмотрела на Нику, а она уточнила: — Потому что, плевать ты хотела на их точку зрения. 

За нехитрым трепом мы достигли цели. Ника скинула босоножки, определила коктейль на столик, сама забралась на шезлонг. Откинулась на спинку, стянула со лба очки, определив их на переносицу, и уставилась в небо.

— Погодка зашибись. К океану бы сейчас или на море… — мечтательно протянула она. Погода и впрямь замечательная, на небе с утра не единого облачка, только плескавшегося неподалеку моря не имеется, о чем я и заметила ей. Ника надула щеки и капризно выдохнула: — Когда уже эти перелеты возобновят.

— Лежи загорай, чем тебе не курорт, — села я на соседний шезлонг.