Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большевики не могли оборонять город: уком решил со всеми красногвардейцами уйти на прииск.
Высадившись на берег, есаул Бочкарев передал якутам и тунгусам свое обращение: «Инородцы, если вы хотите есть, мы накормим вас. Бросьте заниматься политикой. Вешайте и убивайте коммунистов. Восстанавливайте старую власть на прежних основаниях».
Бочкаревцы разграбили Охотск, а за ушедшими в тайгу бросились яныгинцы. Первую группу они настигли на таежной почтовой станции Амга. Там измученных голодом, обмороженных людей перекололи штыками. Другая группа попала в плен на станции Аллах-Юнь. Пленные после зверских пыток были расстреляны.
Чудовищную расправу учинили яныгинцы над третьей группой большевиков и красноармейцев. Из Охотска ушло сто человек, но по пути до станции Атырдах половина погибла от голода и мороза, утонула на переправах через Алдан. Остальных захватили яныгинцы. «Бандиты вспарывали еще живым коммунистам животы, вытаскивали кишки, развешивали их по стенам станции. Потом убитых сожгли», — рассказала единственная уцелевшая от гибели свидетельница Екатерина Нарицына.
На старинном тракте погибли все покинувшие город Охотск.
А в городе Бочкарев и Яныгин установили кровавую «демократию», и, словно укрепляя их владычество, в сентябре двадцать второго года в Охотске высадился отряд пепеляевцев под командой генерала Ракитина.
Он собрал в тайге несколько сот охотников и с ними отправился на помощь Пепеляеву, но Яныгин отказался от похода.
Якутский поход окончился полным фиаско, Ракитин вернулся в Охотск и стал готовиться к отъезду, отбирая у местных жителей золото и пушнину.
На побережье пришел холодный пасмурный май двадцать третьего года.
— «Где вы, что с вами? Где вы, что с вами?» «Ставрополь», дайте ваши координаты. Сообщаем пункты Охотского побережья, в которых расположены отряды пепеляевцев…» Радист Иван Полыгалов торопливо записывал радиограмму, страшась пропустить хотя бы одно слово, а приглушенный расстоянием голос повторял: «Говорит Владивосток. Перехожу на прием…» Рация засвистела, защелкала, далекий голос ослаб, снизился до шепота, растаял совсем.
Полыгалов спрятал радиограмму в карман, вышел на площадь.
Над почерневшими купеческими домами и бедными лачугами возносила зеленые купола церковь — единственная на тысячи верст Охотского побережья. По краям просторной площади теснились фактории, лавки с крупными вывесками: «Представительство торговой фирмы «Олаф Свенсон»», «Контора «Гудзон-бей»», «Торговый дом братьев Сивцевых». За церковью виднелись гофрированные крыши складов «Фирмы П. А. Холмса», «Аянской корпорации Пюргентона», японской промышленной компании «Арай Гуми».
Полыгалов направился к бревенчатому домику корабельного мастера Василия Бозова. Постучал трижды в ставень, дверь тотчас открылась.
— Новости принес? — быстрым шепотом спросил Бозов, пропуская в комнату Полыгалова.
— Перехватил радиограмму из Владивостока, — Полыгалов подал радиограмму.
— Теперь ясно, идут наши. Но где они находятся, сколько их, как связаться с ними? Этот «Ставрополь» отвечает на позывные Владивостока? — обрадованно спрашивал Бозов.
— Пока не принял никакого ответа.
— Жаль, очень жаль! Нам надо установить наблюдение за морем, но генерал Ракитин не должен знать ни слова о «Ставрополе».
— Шила в мешке не утаишь.
— Будь с генералом осторожен, малейшее его подозрение — и нам крышка.
— Что ты меня предупреждаешь, чай, не дитя, — обиделся Полыгалов.
— Вчера генерал потребовал, чтобы я быстрее исправил моторный катер. Ему не терпится съездить в Аян к Пепеляеву, — сказал Бозов. — Я же все тяну и тяну с ремонтом.
— Я не могу долго скрывать радиограмму.
— Скажи Ракитину, принял-де сообщение из Японии, японцы-де посылают военный корабль за ними. Всякие хитрости нужны теперь, чтобы скрыть приближение наших.
— Тогда пойду к генералу, — согласился Полыгалов.
— Держись с ним почтительно, но и достойно. Он это любит…
Полыгалов шагал по улице, похорошевшей от утреннего света, радуясь появлению солнца: оно предвещало открытое море, рыбалку, охоту, может быть, приход корабля. На побережье кончались продукты, появление корабля было бы как божья милость.
Ракитин радушно принял Полыгалова.
— Радиограмма из Японии, господин генерал.
— Что сообщают наши друзья?
— Радиограмма отрывочна и бессвязна, но, кажется, японцы снаряжают торговую шхуну в Охотск.
— Слава богу, слава богу! Уже надоело сидеть у моря и ждать погоды.
— У меня мурашки по телу от мысли, что вы покинете Охотск.
Ракитин снял салфетку, прикрывавшую на столе бутылку и закуски.
— За славную новость следует выпить. Последний спирт допиваем. Все у нас стало последним: вино, женщины, война. И этот злосчастный поход на Якутск обернулся последним делом. Теперь дай бог благополучно уйти из Охотска. Кстати, про то же пишет и Пепеляев, сегодня нарочный привез его письмо из Аяна.
И он прочел:
— «Полагаю с наступлением навигации, на первых же иностранных судах, пришедших в Аян или Охотск, уехать в порты Китая. Вам приказываю принять все меры к сбору возможно большего количества валюты, необходимой для эвакуации дружины. Минимум — это 150 тысяч золотых рублей».
— Печальные дела, — швырнул на буфет письмо Ракитин. — Надо бы хуже, да некуда. Вот почему так важно знать, когда японцы придут в Охотск. Ловите новые радиограммы, сообщайте о них немедленно…
После Полыгалова к генералу явился капитан Энгельгардт с пышной охапкой мехов, свалил их на стол.
— У кого конфисковал? — равнодушно спросил Ракитин.
— У охотников Кухтуйского стойбища. Дюжина соболей, одна че’нобу’ая лисица, две сотни беличьих хвостов.
— Не бунтовали якуты?
— За ножи хватались, да я их успокоил. Сказал, что конфискуем не только пушнину, но и мясо. Пост’ащал, они и обмякли. Отдали пушнину, я им этикеток с по’твейна насовал пусть бе’егут вместо монеты.
— Якуты уже подмешивают в пищу заболонь, опустели склады «Олаф Свенсона». Нам в самом деле придется у них отнимать последних оленей, а если в июне не будет парохода, голод ликвидирует и туземцев, и нас с вами, брат капитан…
— С одной тысячей даже отчаянных со’ви голов, видно, не завоюешь Якутии. Что мы нашли в Охотске? Голово’езов Яныгина. У них всех-то мечтаний— вино да баба в постели. Низменные ст’асти — опасная за’аза — обожгли и наших солдат. Вот они, — показал на окно Энгельгардт, — стоят у факто’ии и ждут водки. Не выдай им комендант по стопке, фак-то’ию снесут, нас пе’едушат.
— Пепеляеву без нас плохо, но и мы без него пропадем.
— Только бы дождаться судна. Японского, китайского, канадского, какого угодно, я с удовольствием покину область вечной ме’злоты для к’ая вечного солнца…
— Полыгалов поймал японскую радиограмму, с открытием навигации к нам придет пароход.
— Дивно! П’елестно! Что еще сообщают японцы?
— Полыгалов больше не мог установить радиосвязи.
— Я бы взял его в эпистос, поймал бы. Мне не по душе этот бывший к’аснюк. Не дове’яйте пе’емет-чикам.
— От