– Если ты меня разводишь, Санюх… Это точно не туфта?

Домой она влетела в снежном облаке, отстучав веселую чечетку на половике.

– Мамю-уль! – возгласил пискляво-густой голос (он уже нравился Сане). – Йети пришел! Снежный человек, встречаем…

И натолкнулась на папу.

– Здравствуй, дочь, – сказал тот. – Я вижу, тебе радостно. И мне радостно тебя видеть. Неплохой сегодня денек. А завтра будет еще лучше.

Саня стояла, чувствуя, как проваливается куда-то сквозь бетон.

Она не могла поднять глаза и глянуть на то, что недавно было ее папой. А теперь стало манекеном. С картонным никаким лицом, которое было совсем как настоящее папино…

Потом всё-таки глянула.

Лучше бы она этого не делала. Взгляд ее, зацепив папин пиджак, скользнул к зеркалу…

…в котором не было ни намека, ну вот прямо-таки ни намека на папу.

Был шкаф. Была раскрытая дверь. И была она, Саня, – теперь уже не он, а она, с белой снежной пудрой на кудрях и на пальто.

А папы не было.

Он просто-напросто не отражался в зеркале.

– Ну и что это у тебя за знакомая такая? – допытывался Лёха, вцепившись в поручень. – Почему ей надо верить? И вообще…

Они ехали в город Калин. (Школа, понятно, была в пролете: какая школа, когда тут такие дела.)

Вокруг белела зима, щедрая, снежная, как на картинках. В столице ее уже растаскали ногами и колесами, развезли в бурую кашу, а тут, за городом, она была обалденно крутая, даже не верилось, что по-настоящему. Полтора часа набитым автобусом – и вуаля, ты в сказке: хочешь – снеговиков лепи, хочешь – на санках катайся, если не лень их с собой таскать, хочешь – на лыжах, хочешь – валяйся во всем этом добре, пока не вымокнешь до трусов и не засопливишь. А хочешь – так ничего не делай, а просто торчи на природе и сливайся с ней, как советует училка по основам.

Но Сане с Лёхой некогда было сливаться: они ехали по делу.

– И как ты им будешь всё это объяснять? – не унимался Лёха. – Что говорить вообще?..

– Не бухти, – утешала его Саня. – Придумаем.

И отгоняла мысли о папе.

Лёха бухтел, а руки его норовили что-нибудь вытворить с Саней: потрогать, приобнять, смахнуть снежинку. У ж/д путей автобус как-то совсем не по-людски дернул, и Саня сама не поняла, как оказалась крепко прижатой к Лёхиной куртке с нашивкой «U.S.Army».

«Ай, молодца, – галдел салон. – Безбашенные, из автобуса выкину, чё пристали к детям, сиди уже, адвокат нашелся…» Лёха дулся на нее всю дорогу, а Саня потирала ушибленные пальцы и думала, что шарахнула его как пацан, по старой памяти. Девочки ведь вроде больше по пощечинам? Хорошо, что он галантный и не дает сдачи. Как-то быстро он, однако же, отключился от Яны…

(Хоть и понимала, что не отключился, а просто… ну, вот так. Да и она, Саня, тоже хороша.)

Минут через семь она говорила ему:

– У тебя мусор какой-то, – и показывала нитку, добытую из его воротника. – На свалке отдыхал?.. Отвали, добавки захотел, что ли?!

Они въехали в Калинский район. Начались сплошные ухабы, и теперь Саня всё время падала на Лёху. Тот ловил ее, рискуя опять получить в лоб.

Освободилось место, и он отодвинулся, чтобы Саня присела. Та поглядывала на него и не садилась.

– Давай уже, – не выдержал Лёха. – А то валишься на меня, как буха́я.

– Лёш, а хочешь сам садись, а я сверху? – спросил голос, который был сейчас больше густой, чем писклявый. – Еще ж далеко ехать…

– Ага, щас, – скривился тот.

Через три минуты Саня вертелась у него на коленях, острых, как забор. И зачем мне это надо было, думала она, хватаясь за всё подряд (тут не было поручней). Лёха молча терпел, потом облапил ее под ребра – с двух сторон, как корсет. Это было стрёмно, потому что Санина попа слетала на каждом ухабе, и «корсет» уползал выше – туда, где точно не стоило держать Саню…

Они чуть не проехали свой Калин.

– Эй, – Саня толкнула Лёху, когда они в последний момент выскочили из автобуса. – Хьюстон, у нас проблемы.

– Чего?

– Вот этот, видишь? Я видела его, он связан с ними… ну, знакомая показывала, та самая… – зашептала Саня: на остановке их поджидал манекен. А что еще ей было врать?

– Девушка, не бойтесь, – хрипло гоготнул Лёха. – В дом заходим вместе, там вроде домофон был… только ты в квартиру не ходи, на этаже подождешь. Я друг семьи, всё такое… а вместе он нам ничего не сделает. – Лёха уверенно хлопнул себя по бицепсу. Пожалуй, даже слишком уверенно.

Они шли по снежной вселенной, похожей на гигантский сливочный торт. Манекен вроде бы куда-то делся. Очень не хотелось думать про плохое, хотелось плюхаться в сугробы, визжать, беситься, дуреть со снежками и вообще взять всё от зимы. Саня и брала… не всё, может быть, но хоть немножко, для приличия. Лёха уже получил от нее: спина у него широкая, как билборд, туда грех не попасть. Саня метила, правда, в окорок, но девочковое тело сильно проигрывало в меткости (и это был первый его серьезный минус). Зато оно уверенно выигрывало в юркости, вертлявости и так далее: поймать ее Лёхе, может, и удавалось, но Саня выскальзывала из любой мертвой хватки, как намыленная, еще и наподдать успевала, так что Лёха железно оставался в минусе, а от его снежков Саня уворачивалась в последний момент, и они все летели мимо, кроме трех или четырех. Или пяти…

Лёха уже бывал здесь, но беситься и одновременно искать дорогу – дело нелегкое, особенно когда столько снега. Они уже набрали его полные ботинки и рукава, и Саня чувствовала себя горячим беляшом с холодной начинкой (так бывает, если греть в микроволновке). Они уже второй раз повернули обратно, пытаясь найти в паутине одинаковых улиц Родославную и на ней – № 14В. И как люди жили раньше без гугла, думала Саня, глядя в айфон, который пытался убедить ее, что она идет по соседней ул. Мужества…

Наконец этот неуловимый № 14В нашелся – почему-то между 22А и 18/9, – и оказался их братом-близнецом, только у входа зеркалилась витрина под вывеской «МАГ» («А» отпало, а «ЗИН» покоцалось и завалилось снегом). Половина парадных зияли нараспашку – входи кто хочешь, хоть по-маленькому, хоть по-большому, сказал Лёшик, сунув нос в одно из них.

Но на их двери красовался домофон. Ура, подумала Саня и осмотрелась.

Никого. Ну, кроме них с Лёшиком. Да собачьего носа в заборе, да кота на подоконнике, да ворон в снегу… Может, тот манекен случайно встретился? Он сам по себе, мы сами по себе…

– Поняла, да? – командовал Лёшик, когда они поднялись на пятый этаж. – Стоишь тут, – он ткнул в мусоропровод, – ждешь меня. Если что, колотишься в дверь, не глухой, открою. Поняла меня?.. Всё, пошел.

– Что ты хоть скажешь им? – крикнула Саня вдогонку.