— Кого?

— Ну, этот катер, «Гею»?

— Ты что, Джипер, меня не слушаешь? — нахмурился Хитч. — Я же говорил — «Гея» могла улететь в космос. Вот и не нашли. Или она могла упасть в океан — и тогда ее тоже не нашли. Все просто. Да даже если корабль разбился на суше — его не найти. Ты представь только, какие там просторы! Это все равно что выкинуть гайку над Темной долиной и потом ее искать. И то проще было бы. Так что Алекса У мы не найдем никогда! И вообще, у рейдеров других забот полно… Джипер, ты меня сбил. Ты что, не можешь просто послушать своего начальника?

— Могу…

— Вот и моги. А я пока расскажу про первые рейды. И вообще, слушайте все, никому не спать!

И Хитч рассказывал дальше, но дальше я его не слушал. Да я мог бы и с начала истории его не слушать. Потому что историю эту я знаю наизусть. Более того, я к этой истории имею самое что ни на есть прямое отношение. Ну, во всяком случае, в какой-то мере. Алекс У — мой родственник. Прапра ну и еще несколько раз прадедушка. У меня в семейном альбоме есть его фотография. И его, и всей команды «Геи». Такие здоровенные дядьки в антиперегрузочных костюмах, мужественные, суровые лица. И если уж на то пошло, то я и сам…

— А вдруг там все-таки есть люди? — снова спросил Джи.

— Нет, — ответил Хитч с авторитетом опытного космопроходца. — Там нет людей.

Мы сидим в кубрике. То есть лежим. Выходить нельзя. Каждая группа — четыре человека — в своем кубрике. На койках. Кроме коек, есть малюсенькая туалетная, и все. Кран с водой. Под потолком интерком.

Дверь есть, но она закрыта. За ней узенький коридор, он тянется до кают-компании и рубки. Но выйти мы не можем. Считается, что группы не должны общаться во время рейда. Чтобы не передраться еще до высадки. Наверное, оно правильно — мне все время хочется передраться, Хитч постоянно что-то рассказывает, от его голоса у меня настроение только ухудшается. Все-таки я привык жить в одиночку, я тут почти в таком же объеме пространства еще с тремя.

И Хитч все время болтает.

— Самое-самое — это вода, — болтает Хитч. — Можно найти ванну…

— Чего? — не понимает Джи.

— Ванну. Это большой сосуд, его можно заполнить водой и в нем лежать.

— Зачем? — не понимает Джи. — Зачем лежать в воде?

— Затем, дубина, — отвечает Хитч. — Это лучшее. Горячая вода — целая ванна горячей воды.

— Это глупо — лежать в воде… — сомневается Джи.

— Там целая планета воды. Целая планета воды, целая планета дерева…

Хитч рассказывает, чего еще полно на планете. А потом показывает всем кусок зеленого камня, нанизанный на цепочку.

— Это изумруд, — сообщает Хитч.

— Зачем он? — спрашивает Локк.

— Зачем… Это койка зачем, это кружка зачем, это ты зачем, а изумруд просто так. В этом его высшая ценность — он просто так.

Хитч вешает изумруд на шею, оглядывает нас с превосходством.

— К тому же это отличный слюногон, — говорит Хитч. — Изумруд способствует выделению слюны лучше, чем все пуговицы, а это очень полезно в наших условиях. Суешь изумруд в рот, слюна выделяется в два раза сильнее, гидробаланс остается положительным. То есть ты не сохнешь.

Хитч засунул изумруд в свою пасть и принялся чмокать, выделять слюну.

— А есть рубины, — рассказывает Хитч. — Некоторым везет, и они находят рубины, они еще большие слюногоны. Или даже алмазы…

Я засыпаю. Под воспаленные рассказы Хитча. Уже в очередной раз за длинный-предлинный день. Мне снится вода. Ее много, почти до горизонта…

— Просыпайся! — дергает меня Хитч. — Скоро пойдем в рубку.

— Зачем?

— Затем, чтобы увидеть мир. Ты же хочешь увидеть мир?

Я хочу. Очень хочу, никогда не видел мира…

Мир я увидел. Через очки. Вернее, через светофильтры.

Крейсер висел на орбите. Разворачивал антенны, сканеры и телескопы, проверял готовность, перепроверял состояние обшивки, и, пока корабль готовился к переходу, нам разрешили посмотреть. Каждая четверка получила по полчаса. В рубке были экраны, во всю стену, как и рассказывали. Справа висело Солнце. Отсюда оно выглядело гораздо ярче и злобнее, а корона сияла просто невыносимо, даже через очки и фильтры.

Мир был прямо под нами. Только разглядеть все равно ничего не получилось — на фоне Солнца мир выглядел черным блином. Чернота, и все, даже страшно. Я лично долго смотреть не стал, от всего этого черно-золотого сияния заболела голова, и я вернулся в кубрик. Я хотел поговорить с отцом, но в рубке его не оказалось.

Больше в этот день ничего интересного не произошло. Мы приняли по пять капсул — во время рейда полагается усиленное питание — и легли спать. И я снова хорошо уснул, как всегда. Я всегда хорошо сплю. Да и шторки здесь, в кубрике, отличные, опустишь — и тихо. Тихо, уютно, прохладно, только музыка в ушах играет, вернее, шорох дождя. Это так полагается.

Я не чувствую одиночества. Знаю, что оно есть, однако я его совсем не чувствую. Когда мне нечего делать, я сплю или читаю книжку. Волк погиб, а я могу спокойно читать. Не привязываться. На нашей земле ни к чему нельзя привязываться, надо просто жить и ждать, и случится все, что надо.

Волк умер, значит, так надо было. А живые должны жить. И спать. Я спал и проспал. Наверное, от конституционного права — сначала оно уснуть мешает, зато потом сон наваливается в три спины, засыпаешь просто на ходу. Проспал я дикого, одним словом. Рыжую собаку. Вонючку лесную. Тину болотную. Плавунца поганого.

Лежал я, спал, что-то мне снилось такое, самолеты, кажется. Самолеты летали по небу, дымили, а между ними еще и вертолеты летали. Все летало в большом количестве, а некоторые люди даже прыгали с парашютами. Небо было заполнено всевозможной техникой, а потом эта техника стала вся вдруг вниз валиться, валиться, с таким грохотом, и небо быстро опустело.

Я проснулся, побежал пальцами до огнестрела, подтянул его к себе, открыл глаза и сразу посмотрел на столб. Рыжего не было.

Я посмотрел повнимательнее. Рыжего действительно не было. Свалился, наверное, во сне, дичара. Свалился, расшиб свою пустую голову, так я подумал…

Я сел. На асфальте рыжего тоже не просматривалось. Свалился, но насмерть, однако, не ушибся, отполз в сторону, помирать под кустом элеутерококка.

Поднявшись на ноги, я осмотрел окрестности уже поподробнее. Рыжего не видно. Уполз-таки, зараза!

Тут я увидел, что Волка тоже нет. То есть его головы. Упер! Дичара рыжий, уволок голову! Сбежал! Сбежал, гадина! А я проспал… Ну не могу же я его всю ночь сторожить, у меня организм растущий, требует сна. Как солнце встало, как вой этот поганский утих, так я сразу и уснул, видимо. И проспал долго. А пока я спал, дикий сполз со столба и удрал.