и способен проявлять вежливость, даже будучи уверенным в своей звездности.

Смущение, которое вызывает Шатохин, замирая на мне взглядом, в любой другой день вызвал бы дискомфорт. Но сейчас я радуюсь тому неожиданному эмоциональному переключению, что происходит внутри меня.

– Будешь сангрию? – ленивым жестом взбалтывает семисотграммовую бутылку. – Вкусная. Честно.

Облизывая губы, смотрит при этом так, что у меня на коже выступают мурашки.

Я принимаю бутылку. Прикладываясь к горлышку, отпиваю.

– Вкусная. Не соврал, – улыбаюсь.

Шатохин тоже.

Пульс продолжает шарашить в висках, а сердце – разбиваться о ребра, но я способна признать, что этот парень очень-очень красивый. И он об этом, конечно же, тоже знает. Уверенно берет меня за руку и ведет к костру.

– Не стоит бродить в таких местах в одиночку.

– А с тобой стоит? – встречая его взгляд, убеждаю себя, что он не пугает меня.

– Со мной тем более не стоит, – заявляет с ухмылкой, вызывая новую волну дрожи по моему телу.

О нем ходят ужасные истории. Шатохин использует девчонок. Он неразборчив. Работает не на качество, а на количество. Кажется, у него какая-то болезнь вроде патологической гиперсексуальности. За четыре года через его постель половина академии прошла. Он может вскружить голову любой. От него нужно держаться подальше. Я так и планировала.

Но сегодня мне очень больно. А он отвлекает меня от тяжелых эмоций.

– Как ты относишься к поцелуям? – спрашиваю я, выуживая какие-то резервные силы для кокетства.

– Исключительно положительно, – усмехается Шатохин. И тут же приглушенно добавляет: – Мы будем делать это. Сегодня.

– Я еще не решила, – остужаю его с улыбкой. – Но, да, вполне возможно, это случится.

– О, поверь мне, киса, это случится. И не только это.

– Ты чересчур самоуверен!

– Вообще, да… – снова взглядом заставляет гореть от смущения. – Но тебе это нравится, – подмечает, к моему стыду.

– Не уверена, честно.

– Не честно.

– Эм-м… Слушай…

Я сопротивляюсь изо всех сил, но что-то все же заставляет меня повернуть голову к плитам, мимо которых мы сейчас проходим. Ничего уже не жду, это происходит без моих молитв – Саша смотрит на нас. Сталкиваемся взглядами, и все вокруг будто темнотой накрывает.

Не успеваю понять, какие эмоции выражают его глаза. Кажется, что там есть неверие, ярость, тревога и страх. Только это невозможно. Должно быть, мои собственные чувства слишком сильно пьянят сознание.

Нервные клетки не способны мигрировать. Но мои в этот момент, совершенно точно, со всех уголков тела перебираются в грудь. Ее жалит с такой силой, что с губ срывается вздох.

– На пару слов, – слышу рядом с собой раньше, чем восприятие обновляется.

От звуков его голоса вздрагиваю. И малодушно радуюсь, что это сердитое требование адресовано не мне.

Я не собираюсь подсушивать. Мне это неинтересно, говорю я себе. Пока не вижу, как на лице Шатохина отражается ужас.

Что такого сказал ему Саша?

Он стоит ко мне спиной, и нет возможности хотя бы попробовать считать что-то по глазам.

– Пошел ты! – выпаливает Тоха, меряя Георгиева агрессивным взглядом. Из-за чего тот шагает ближе, и они буквально сталкиваются лбами. – Сука… Как тебя угораздило? Тебя-то?! Ты же не Чара! Ты – абсолют!

– Это не то! Совсем не то, что ты подумал, – отрицает Саша так же гневно. – Просто нехуй ее трогать!

Мне вдруг страшно становится. Обхватывая плечи руками, нерешительно топчусь на месте. Делаю шаг в их сторону и замираю.

Хорошая ли это идея? Подойти к ним?

Многие замечают эту ссору. Но не вмешиваются. Только наблюдают. И я не решаюсь.

В конце концов, кто я такая?

– Да уж попизди теперь… – смеется Шатохин. – А раз «совсем не то», конечно же, трону! Она хочет, чтобы я ее поцеловал! И я это сделаю! Как минимум это! А ты можешь идти на хрен! Еблан, блядь…

– Ты вкрай охуел?! Я сказал, не смей ее, мать твою, трогать! – рявкает Саша с таким надрывом, что я содрогаюсь и вновь инстинктивно вперед подаюсь.

Шатохин выкатывает фак и обходит его. Намеренно задевая плечом, валит прямиком на меня.

Успеваю лишь закричать, когда Георгиев оборачивается и, едва мазнув по мне каким-то совершенно неадекватным взглядом, дергает Шатохина обратно на себя и впечатывает в его лицо кулак.

11

Не хочу этого избегать.

© Соня Богданова

Оступившись на шаг, Шатохин пошатывается и плюется кровью, но принимает бой. Всаживает кулак Сашке прямо в глаз. Тотчас получает еще более мощный ответ – и снова в губы.

– Прекратите! – кричу я.

И визжу так, что сама глохну.

Оказываюсь рядом с Шатохиным как раз в тот момент, когда Фильфиневич заскакивает Георгиеву на спину. По габаритам у последнего, конечно, внушительное преимущество. Саша самый крепкий из всей пятерки. Все это понимают, поэтому вскоре сдерживаемых сил становится больше. Наконец, парням удается его заблокировать.

Шатохин сплевывает кровь и утирает майкой губы. Не понимаю, что его так веселит. Но он реально прется от ситуации.

– Ох, еба, как наш хладнокровный вскипел! – горланит нараспев с пронзительной издевкой. – Я, конечно, слышал, что раз в году и палка стреляет. Но чтобы дубина… Нет, не верил! От тебя, Прокурор, никак не ожидал!

Я невольно смотрю на Георгиева. Встречаюсь с его разъяренным, практически диким взглядом и тут же отворачиваюсь. Слишком сильные энергетические разряды с этим контактом получаю.

Мое тело выдает очень-очень странные реакции.

Мне вдруг значительно больнее, чем было до драки. Мне до сумасшествия волнительно. Мне страшно, стыдно, грустно, томительно и сладко.

Не понимаю, откуда все эти ощущения. Они не мои. Они будто искусственно в меня подсажены. Мой организм упорно отвергает их, и почему-то чувствую я себя так, словно меня от этого запредельного давления вот-вот разорвет на части.

Думала, что благодаря книгам уже все в этой жизни понимаю. Но то, что происходит сейчас, вообразить невозможно. К этому нельзя быть готовой. С этим очень трудно справиться.

Порывшись в сумке, достаю упаковку сухих салфеток и передаю их Шатохину. У Саши тоже кровь из брови сочится, но к нему я не рискую подходить. Намеренно отворачиваюсь. Все еще не знаю, что думать о причинах его срыва.

Неужели проблема во мне? Неужели я причина столь сильных эмоций?

Несмотря на свою одержимость, плохо знаю Георгиева. Но если даже Даню