— Мы же ничего не тронем, мы ведь профессионалы, тытолько не волнуйся. Да полиция все равно нас впустит. Все будет нормально,ничего страшного, правда, девуля.

Эта их манера уговаривать — словно дуру девчонку на заднемсиденье машины — совершенно лишила ее самообладания.

Она бросилась к домкрату с одной стороны двери и приняласьработать ручкой. Дверь пошла вниз с режущим слух скрипом. Клэрис снова взяласьза ручку. Теперь край двери коснулся груди оператора. Убедившись, что он и несобирается вылезать, Старлинг выдернула ручку из гнезда и подошла с нею краспростертому на земле парню. К тому моменту все было освещено софитами уженескольких телекомпаний. В их яростном свете она забарабанила ручкой домкратапо железной двери прямо над оператором, осыпая его пылью и ржавчиной.

— Эй! Прошу внимания! — сказала она. — Вычто, не желаете меня слышать? Вылезайте оттуда. Немедленно. Еще секунда и выбудете арестованы за сопротивление представителю власти.

— Полегче, детка, — сказал ассистент оператора иположил руку ей на плечо. Она резко повернулась к нему. За слепящей стенойсвета кто-то выкрикивал какие-то вопросы, но их заглушили сирены.

— Убери руки и отвали, подонок. — Она наступиланогой на щиколотку оператору и снова повернулась лицом к его ассистенту,по-прежнему сжимая в руке рычаг домкрата. Она не замахнулась на парня. Это ужебыло не важно. Она и так выглядела отвратительно на телевизионных экранах.

Запахи в отделении для буйных в полутьме казались ещеомерзительней; за спиной работал включенный без звука телевизор, и теньСтарлинг упала на брусья решетки: Клэрис стояла у клетки доктора Лектера.

Она ничего не могла разглядеть во тьме за решеткой, но нехотела просить надзирателя включить свет со своего поста. Осветилось бы всеотделение сразу, а она знала, что полицейские из Балтиморского отделения многочасов подряд при полном свете орали на Лектера, требуя ответов на свои вопросы.Доктор отказался отвечать, только сложил для них из бумаги курочку,принимавшуюся клевать, когда нажимали ей на хвост. Старший офицер группы со злостьюраздавил курочку в казенной пепельнице, выйдя в холл и кивком показав Старлинг,что теперь она может войти.

— Доктор Лектер. — Она слышала свое дыхание идыхание тех, дальше по коридору; только в пустой камере Миггза никто не дышал.Камера Миггза была ужасающе пуста. Старлинг ощущала тишину этой камеры всейкожей, словно сквозняк.

Она знала — Лектер наблюдает за ней из темноты. Прошломинуты две. Спина и ноги болели после схватки с дверью гаража, одежда еще непросохла. Старлинг бросила на пол подальше от решетки куртку и села на нее,поджав под себя ноги, и, приподняв воротник блузы, расправила на нем мокрые,испачканные волосы, чтобы они не липли к шее.

У нее за спиной, на экране телевизора проповедник беззвучновоздевал руки горе.

— Доктор Лектер, мы оба знаем, почему я здесь. Ониполагают, вы станете отвечать на мои вопросы.

Тишина. По другую сторону коридора кто-то засвистел: «Черезморе на Гебриды…» Минут через пять она сказала:

— Странное было чувство, когда я входила туда. Мнехотелось бы когда-нибудь поговорить с вами об этом.

Старлинг подскочила, когда из клетки Лектера выкатилсяподнос. На нем — чистое, аккуратно сложенное полотенце. Она и не слышала, какЛектер ходил по камере.

Клэрис посмотрела на полотенце и, чувствуя, что летиткуда-то вниз, взяла его и принялась вытирать волосы.

— Спасибо, — выговорила она.

— Почему вы не спрашиваете меня о Буффало Билле? —Его голос прозвучал очень близко, на уровне ее лица. Он, должно быть, тожесидит на полу.

— Вам что-то о нем известно?

— Возможно, но мне нужно взглянуть на его дело.

— У меня нет его дела — сказала Старлинг.

— У вас и этого дела не будет, когда они вас до концаиспользуют.

— Я знаю.

— Вы могли бы достать материалы о Буффало Билле.Рапорты и снимки. Мне хотелось бы на них взглянуть.

Еще бы вам не хотелось!

— Доктор Лектер, вы сами все это затеяли. Пожалуйста,расскажите мне об этом человеке из «паккарда».

— Вы обнаружили там целого человека? Странно. Я виделтолько голову. Как вы полагаете, откуда взялось остальное?

— Ну, хорошо. Чья это голова?

— А что вы можете сказать?

— Они успели сообщить только предварительные данные:мужчина, белый, лет двадцати семи, зубы лечил и в Америке, и в Европе. Кто он?

— Любовник Распая. Распая со слюнявой флейтой.

— Каковы были обстоятельства… Как он умер?

— Обиняками разговариваете, офицер Старлинг?

— Нет, я спрошу вас об этом несколько позже.

— Сэкономлю-ка я вам время: я его не убивал. ЭтоРаспай. Он обожал моряков. Этот был из Скандинавии, Клаус… не знаю фамилии.Распай мне ее не сообщил.

Голос Лектера раздавался теперь откуда-то снизу. Может быть,он теперь не сидит, а лежит на полу, подумала Старлинг.

— Клаус сошел на берег со шведского судна в Сан-Диего.Распай в это время преподавал там на летних курсах при консерватории. Онсовершенно потерял голову из-за этого шведа. Молодой человек прекрасно знал, скакой стороны хлеб маслом намазан, и сбежал с корабля. Они купили какой-тоужасный автоприцеп и словно сильфиды носились нагишом по лесам. Распай сказал,что Клаус ему изменял и он его задушил.

— Распай сам сказал вам об этом?

— О да. Я был связан врачебной тайной: ведь он поведалмне об этом во время лечебного сеанса. Я думаю, он лгал. Он был весьма склоненприукрашивать факты. Ему так хотелось казаться романтичным и опасным. Вполневозможно, что швед скончался от асфиксии во время каких-нибудь вполне банальныхэротических забав. Распай был слишком слабым и дряблым, чтобы задушить молодогоморяка. Вы обратили внимание, как высоко Клаус подрезан? Под самую челюсть.Возможно, для того, чтобы скрыть странгуляционную борозду, вполне возможно, чтоон был повешен.

— Понятно.

— Мечта Распая о счастье рухнула. Он упаковал головуКлауса в спортивную сумку и возвратился на восток.

— А что он сделал со всем остальным?

— Похоронил в горах.

— Он показал вам эту голову в автомобиле?

— О да. В ходе лечения он пришел к убеждению, что можетрассказывать мне абсолютно обо всем. Он часто отправлялся в гараж посидеть сКлаусом в машине и даже показывал ему валентинки.

— А потом и сам Распай… умер. Отчего?

— Откровенно говоря, мне до смерти надоело его нытье.Да и для него самого это было наилучшим исходом. Лечение не давало результатов.Я полагаю, у большинства психиатров временами бывают один-два пациента, которыхони были бы не прочь передать в мои руки. Я никогда раньше не говорил об этом,а сейчас мне уже наскучила эта тема.