– Только вот для одного пары не получается. Ну в лазарете ведь больных еще десяток. Так что последний – вышел из строя.

Этому совсем не хотелось, по морде видно, но деваться некуда.

– Сейчас вам дадут мечи, и только один должен остаться в живых. Если кто, получив клинок, захочет кинуться на нас, умрут все, стоящие в строю. Если зарезаться, на его место встанет любой другой из вас. Это ваш выбор.

– Мы все готовы умереть! – крикнул один из строя.

Я молча показал, и он свалился с дыркой в груди. Шеренга оборванцев в остатках красных мундиров невольно качнулась назад. Обезьян прыгнул ко мне и свалился, получив по башке плетью со свинчаткой. Кочевники такие вещи прекрасно умеют, а мой десятник из лучших. Помереть от удара редко удается, но приятного мало. Тяжелое сотрясение как минимум обеспечено.

– Есть еще желающие? Давайте.

Все молчали и смотрели под ноги. Жаль. Проще было б вырезать сразу.

– Когда останется один, он присоединится к вам в каменоломне. Потому что здесь вам не место. Вы – падаль, не нужная своим хозяевам, а мне тем более!

Филарет с очередной группой охранников появился вместе с мечами, принесенными из караульной.

– Уже нашел сообщников? – крайне удивляюсь.

– Нет, мой господин. Но дело важное, не терпит отлагательства. – И он прошептал на ухо пару фраз.

Поворачивая коня, понял, что первую можно было и не скрывать. Все равно все завтра станет известно.

– Останетесь здесь, – говорю десятнику, – проследите, чтоб все выполнено было.

– А с этим что? – спросил тот, показывая на Бидвэвэяша, сидящего на земле и держащегося за голову; сквозь его пальцы сочилась кровь.

– За ворота и пусть идет куда хочет, – равнодушно отвечаю. – Он свободен и никому не нужен.

Десятник оторопело похлопал глазами. Не хуже меня понимал, как мало шансов у настолько выделяющегося чужака куда-то пойти.

– Будет исполнено, император, – тем не менее бодро подтвердил.

А мне уже не до него. И не до проверок с ревизиями. Если б не городские улицы с прохожими, погнал бы на полной скорости. Только я сейчас, как в анекдоте. Нельзя куда-то бежать. Непременно пойдут сомнительные слухи и напророчат катаклизмы с катастрофами, пугая соседей.

Во дворе меня уже ждали полным составом. Впереди Олимпиада, сзади дети, потом остальные. Она подает традиционно чашу с водой. Я пью и с подозрением смотрю. Мало того что холодная, так реально сладкая. Не из здешнего колодца. Но все правильные слова говорю и лишь затем обнимаю жену.

– Есть проблемы? – шепчу на ухо.

С чего б ее принесло, да еще со всеми.

– Одна, но огромная, – также тихо отвечает. – Если здесь твоя ставка, то и семья должна быть. Сколько мне еще ждать зова?

– Как я тосковал без тебя, – трусливо сообщаю для общего сведения.

Какие все стали взрослые, глядя через ее плечо на детей, в душе удивляюсь. Даже младший. Как давно, оказывается, не виделись.

– Я и забыла, – мечтательно сказала Лампа, – как это хорошо, любиться.

Ей уже должно быть двадцать пять – двадцать семь, не меньше, у кочевников года не считают, так что и сама не знает точно. Но хорошая жизнь дает приятные результаты. Конечно, не девочка, однако по-женски зрелое тело по-прежнему красиво, сильно и на ощупь приятно. Старательно ознакомился недавно и полностью удовлетворен.

– Пока не поздно, – внезапно закончила, – нужно родить еще одного сына.

– Не обязательно беременеть, если хочешь проводить время в постели, – поглаживая до сих пор упругую грудь, бормочу.

А мог бы и головой подумать, прежде чем языком болтать. Потому что она села моментально и грозно сверкнула карими очами. Длинные тяжелые волосы спадали ниже задницы, обычно они заплетены в косу, но сейчас растрепаны, и так даже эротичнее смотрится.

– Ты нашел другую? Или правду говорят, что Зенобию норовишь оседлать?

А вот это уже опасный поворот.

– Я не сплю с ней, – максимально честно возмущаюсь.

Действительно, никогда вместе не спали. Она всегда уходила после. И если мою жену удовлетворит такой ответ, так тому и быть. Я не виноват. Кто хочет, тот то и слышит. Поэтому возмущенного сопротивления не последовало, и она позволила себя опрокинуть на ложе, а затем охотно и все остальное. Причем это самое слово «позволила» несколько неуместно. Она была требовательна и норовила залезть сверху. Я не сопротивлялся. Это даже несколько оригинально. Прежде такого за ней не водилось.

– Не думаю, что в твоем возрасте хорошая идея рожать, – говорю, когда лежим в обнимку, отдышавшись.

– В этом вопросе тебе думать не полагается, – с какой-то снисходительностью отвечает. – Я ж тебе не указываю, куда войска водить.

– Это несколько разные вещи, – слегка оторопев, бурчу.

– Вот именно! – веско заявляет со странной женской логикой. – Между прочим, это твое дело отдавать сына на воспитание родичам! Ты опять тянешь, как с Александром.

– Мне показалось или Торопыга не особо рвется стать воином? Ему интереснее мудрость книжная.

– В магиды он тоже не годится, – сказала она с досадой. – Читает все подряд, но духовные искания не привлекают. Нет, епископа из него не сделать. На заводах вечно чего смотрит и даже сам неплохо умеет. – Тут в тоне проскользнула гордость. – И в твоей химии прекрасно разбирается. В тебя пошел. – И чувствительно ткнула под ребро.

– Хоть кто-то должен от меня получить нормальные мозги? – риторически спрашиваю. – Вторая Копуша – это уже лишнее.

Девочка прямо с ходу потребовала отдать ее Малхе в обучение. Вышивать и по дому смотреть за порядком в ее интересы не входило. Хочет тоже на горячем коне да с сабелькой. Какой я ни есть сторонник равноправия, но идея засунуть ее в легион с мужиками восторга не вызывает. Чему она там научится хорошему? Достаточно с меня Малхи, ругающейся так, как ни одному нищему не удастся, и обожающей рубить головы. Я давно подозреваю, что у нее сдвиг на этой почве. Но в остальном-то у нас полное взаимопонимание. Я ее ценю за дисциплинированность и умение держать легион в железных руках. Она меня крайне уважает за признание ее заслуг без отношения к полу.

– Рука устала пороть, – совершенно спокойно поведала Лампа. – Эту дурь у нее из башки не выбить. Пусть попробует реально, на что похож поход и сколько нужно пролить пота, чтоб не прикончили в первом же сражении.

Забавно, жена лично ни в одной настоящей стычке не участвовала, притом определенно имеет достаточно трезвый взгляд на эту дерьмовую работу. Потому что прав Аннибал. Для меня нет упоения в битве. Есть тяжкий и неприятный труд. Это не мои мысли. Фенека. Он мог впасть в ярость при личной обиде и натворить малоприятных дел в захваченном городе. Тем не менее на поле боя четко оценивал ситуацию, зря на рожон не лез, да и своих людей не пускал. Не случайно столько лет проходил в наемниках и не сдох. Я много от него получил.