— Из ревности? — Александра рассмеялась, и отэтого неожиданно похорошела.

То есть не то чтобы похорошела, но стало не так противно нанее смотреть.

— Там о ревности и речи не шло. Мне Рита самарассказывала, что они с мужем живут каждый сам по себе, у него полно девиц, ейэто по барабану, у нее своя жизнь.

— Ну может, он разводиться не хотел, чтобы деньгами неделиться? Чтобы жена львиную долю не оттяпала при разводе?

— Да какие деньги! — Александра махнуларукой. — Рита говорила, что нет у него никаких денег. Фирмочка — так себе,дохода никакого не приносит. Она его так и обзывала — бизнесмен хренов.

— А она вообще чем занималась? Дома сидела?

— Дома она как раз не сидела, это точно. Но и неработала — в смысле, на службу не ходила. Но все время куда-то уезжала. И не точтобы в салон красоты или в солярий… То есть это тоже было. Но ведь сразуотличишь по разговору, человек по делу встретиться собирается или так просто,для удовольствия.

— Точно… Так что у нее за дела были?

— Вот про это я не знаю, — открестиласьАлександра, — врать не буду. Кое-какие денежки у нее, конечно, водились,но небольшие. Это по сравнению со мной они богачами казались. А зарплату моювсе время задерживали.

«Стало быть, убивать ее мужу было совершенно незачем, —задумался Маркиз, — а тогда за каким бесом Окунь себе алиби обеспечивал?Странно все это».

— Так, — протянул он, — тогда давайте поминутам тот вечер распишем. Куда она ходила, что делала.

— Ну пришла она в три часа из фитнес-клуба. Сказала,что перекусила в кафе и обедать не будет. Мне-то что? Мне еще и лучше, сготовкой не заморачиваться. Пока я с уборкой возилась, кто-то ей позвонил, онатак послушала, в лице переменилась, потом сама звонить стала, любовнику.

— Кому? — поразился Леня. — У нее любовникбыл?

— А как же! — невозмутимо ответилаАлександра. — Все как у людей!

— А говорите, что муж не мог ее из ревности убить…

Александра поглядела на Леню очень красноречиво.

— Да ему начхать было на ее любовников! А может, он незнал, потому что домой, к примеру, она никого не приводила, уж чего не было,того не было.

— Ну вы прямо как отдел кадров! Может, знаете, и ктотакой был любовник?

— А как же! Евсюков Сергей Николаевич, Ритиного мужакомпаньон, одна фирма у них на двоих.

— Домработницы всегда все знают, — вздохнулМаркиз, — что дальше было?

— Ну поговорила она с ним, вызвала на свидание, куда незнаю, не расслышала. Причем он вроде не хотел, а она с угрозой так говорит —приходи, мол, очень нужно. Договорились они около пяти. Потом я домой пошла, аутром прихожу — тут милиция шурует вовсю. И консьержка говорит, что в квартируникто не входил. Муж вечером пришел часов в десять — она уж холодная. Ещевопросы есть?

— Этот, любовник, какой из себя? — деловитопоинтересовался Маркиз. — Блондин, брюнет?

— Блондин, высокий, худощавый, Ритке еще со школыблондины нравились. А муж у нее совсем не такой, я еще удивилась.

— Ну ладно, спасибо вам за приятную беседу. — Ленясунул руку за деньгами, но вытащил бумажку, которая была в кармане норковогопальто Маргариты Михайловны.

Бумажка оказалась билетом в Мемориальный музей-квартируписателя Панаева. Леня очень удивился, что в городе есть такой музей, иотметил, что дата на билете стоит двадцать девятое марта, то есть именно в тотдень, вернее вечер, была убита хозяйка пальто. Стало быть, она назначила своемулюбовнику встречу в музее. Оригинальное местечко для любовных свиданий, нечегосказать!

Придется ехать сейчас в музей, посмотреть там все на месте,заодно и культурный уровень свой повысить.

Леня поднял глаза. Перед ним на стене дома висела мраморнаямемориальная доска, которая гласила, что в этом доме с 1858 по 1861 год жил иработал известный писатель-демократ Панаев.

Маркиз толкнул тяжелую, отделанную позеленевшей от временибронзой дверь и вошел внутрь.

Прямо напротив входа красовалось чучело медведя с подносом влапах. Чучело было все в проплешинах и потертостях, оно приветливо скалиложелтые зубы, как будто медведь гостеприимно улыбался немногочисленнымпосетителям литературного музея.

На бронзовом подносе, где прежде гости писателя-демократаоставляли свои визитные карточки, красовалась картонка с часами работы музея (сдвенадцати до шести, выходной вторник) и строгим предупреждением не мусорить вмузее-квартире и не трогать руками экспонаты.

Справа от входа за низеньким, обитым бархатом барьером мирнодремала престарелая гардеробщица. Почти все вешалки у нее за спиной были пусты,только на одной сиротливо красовалось потертое драповое пальто неопределенногоцвета, видимо, собственное пальто гардеробщицы. Леня громко кашлянул.Гардеробщица всхрапнула, открыла глаза и удивленно уставилась на посетителя.Разглядев его, она потянулась и проговорила:

— Молодой человек, казино через дом, на углу, а тутлитературный музей…

— Вот он-то мне и нужен! — ответил Леня,протягивая ей куртку.

— Вход десять рублей, — сообщила гардеробщица,положив на барьер номерок.

— А и недорогая же нынче культура… — Леня протянулдесятку и направился вверх по лестнице, мимоходом потрепав медведя по лысеющемузагривку.

На втором этаже, перед входом в саму квартиру прогрессивногописателя, дремала на стуле интеллигентная дама лет шестидесяти в сползших накончик носа очках и зеленом пиджаке с табличкой: «Сырникова Анна Семеновна.Экскурсовод».

При подходе Маркиза она встрепенулась, вскочила со стула изаговорила слегка заспанным, но хорошо поставленным голосом школьнойучительницы:

— Вы пришли в музей-квартиру выдающегося деятелярусской культуры девятнадцатого века, писателя-демократа Ивана ИвановичаПанаева. В этой квартире Иван Иванович провел три года, особенно важные дляразвития и становления его литературного дарования, а также для формированиядемократического мировоззрения… в нашем музее вы можете увидеть личные вещиписателя и черновики некоторых его произведений…

Анна Семеновна проследовала в первую комнату, судя поскудной обстановке — прихожую, широким жестом приглашая за собой Маркиза, ипродолжила:

— В этом зале, с которого начинается наша экспозиция,вы можете увидеть галоши Ивана Ивановича, его трость и шляпу. Это не простаяшляпа, обратите на нее особое внимание. Известно, что однажды весной тысячавосемьсот шестидесятого года эту шляпу по ошибке надел Николай АлексеевичНекрасов. Таким образом, эта скромная шляпа не только является важнымэкспонатом нашего музея, но также представляет собой свидетельство близкойдружбы двух замечательных деятелей русской демократической культуры…