стянутых в пучок, а уложенных сложными косами) и неизменный маленький цилиндр, лихо сдвинутый на одну бровь. Она была в насыщенно-оливковом платье, в меру убранном кружевами цвета слоновой кости, и тонких светлых перчатках. Яркая, словно райская птичка. А вот бледные веснушки, придававшие девушке ещё больше очарования, скрывал щедрый слой пудры.

Под руку она держала худого и высокого, щеголевато одетого молодого человека, которого можно было назвать даже красивым, если бы не его выражение лица. Такой вид обычно бывает у воспитанных людей, ненароком ступивших новым, до зеркального блеска начищенным ботинком в конский навоз.

— Это Астат, мой жених, — представила франта Сурьма, — а это Висмут, наш машинист.

Когда мужчины пожимали друг другу руки, у Висмута не осталось сомнений в том, кому адресовалось выражение лица Астата.

— А я как раз Астату про тебя рассказывала! — искренне улыбнулась Сурьма.

— Вот как? — сдержанно удивился Висмут.

— Да, — церемонно кивнул Астат, — Сурьма говорила, что вы служили на самом длинном маршруте «Почтовых линий» и, возможно, ещё вернётесь к этой работе, — тонкие губы тронула сардоническая усмешка. — От некоторых привычек, свойственных людям, которые бо́льшую часть времени находятся вдали от дома, я смотрю, вы тоже избавляться не спешите, — Астат многозначительно глянул на вывеску «Холостяцкого клуба», — однако смею заметить вам, как человеку, прибывшему в Крезол совсем недавно: это заведение имеет специфический уклон в своей деятельности, и в вашем возрасте уже следует быть осмотрительным, выбирая подобные… э-э-м… увеселения.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Сурьма, заметив, как помрачнел взгляд Висмута.

— Расскажу тебе позже, душа моя, — проронил Астат, не сводя холодных глаз с собеседника. — Надеюсь, рассказывая мне про «увлекательные беседы» с вами, господин Висмут, моя невеста имела в виду только разговоры о работе, а не о других ваших… увлечениях, — с едва различимой угрозой в голосе произнёс он.

— Безусловно, — снисходительно улыбнулся Висмут, — ведь разговоры о любви — дело пустое. Любовью нужно заниматься, а не болтать о ней. Когда будете в моём возрасте, вы это поймёте, господин Астат. Был рад знакомству! — и Висмут, кивнув на прощание, пошёл прочь, бросив на Сурьму тяжёлый долгий взгляд.

Сурьма этот взгляд не выдержала, стыдливо опустив ресницы. В нём читалось и сожаление, и что-то такое, благодаря чему она поняла: Висмуту не всё равно, что она о нём подумала.

Его ответ вогнал её в краску, как и общая пикантность ситуации, но отчего-то сейчас Сурьма была не на стороне Астата.

Глава 9

— Отвратительный тип! — фыркнул Астат, проводив Висмута высокомерным взглядом.

— По-моему, отвратительным был сейчас ты, — едва слышно заметила Сурьма.

— Душа моя, неужели ты его защищаешь? Но как ты можешь?! Ты даже не представляешь, какие мерзости творятся за теми дверями, из которых он вышел!

— Ты прав, не представляю и представлять не хочу, — кивнула Сурьма, — а вот ты, я смотрю, осведомлён, и недурно!

— Думаю, — продолжил Астат, словно не услышал последней её фразы, — пришла пора пересмотреть взгляды на твою службу, душа моя!

— С чего бы?

— С того, что мне не всё равно, чем ты занимаешься. Через два с небольшим месяца ты станешь моей женой, и я категорически против, чтобы ты работала с подобными людьми.

— Твой отец обещал замолвить за меня словечко на «Почтовых линиях»…

— Разумеется. Он помнит об этом и готов сразу после нашей свадьбы настойчиво рекомендовать тебя секретарём к управляющему.

— Что?! — задохнулась Сурьма, резко остановившись посреди тротуара. — Секретарём?!

— На лучшее, заметь, место! — тонкие губы Астата растянулись в тщеславной улыбке.

— Да ты… да вы… — судорожно глотая дымный городской воздух, словно выброшенная на берег рыбёшка, Сурьма выдернула из-под локтя жениха свою руку и отступила на шаг. — Я дипломированная пробуждающая, жупел вам в брюки, а не какая-то писака!

— Не кипятись, душа моя, — миролюбиво начал Астат, но Сурьма оттолкнула его руки, потянувшиеся к её плечам.

— Я не буду сидеть под чьей-то дверью, словно псина, которая приносит хозяину домашние туфли и подаёт голос только по команде!

— Это очень хорошая должность для женщины, душа моя! Уж не думала ли ты, — помрачнел Астат, — что я позволю своей жене отлучаться в дальние рейсы, без которых невозможна работа пробуждающих на «Почтовых линиях»?

— Уж не думал ли ты, что я позволю кому-то что-то мне запрещать?! — ещё больше взъерепенилась Сурьма. — И сколько раз я просила тебя не называть меня этим ветхим «душа моя», позволь спросить?!

— Не знаю, но…

— Вот! А должен бы, раз уж я твоя невеста и тебе не всё равно! Так что мы либо договоримся и найдём компромисс, либо будет по-моему! Подумай об этом!

— Хорошо, я больше не буду так тебя называть, только, умоляю, тише! На нас люди уже оглядываются!

— Да в жупел людей! — фыркнула Сурьма, но голос всё-таки сбавила. — А места пробуждающей я всё равно добьюсь, и если хочешь мне помешать, придётся лечь на рельсы перед моим паровозом! — и она, резко развернувшись на каблуках, пошагала прочь, оставив жениха стоять посреди тротуара под неодобрительными взглядами прохожих.

Сурьма вернулась домой и, ни с кем не желая разговаривать, заперлась в своей спальне. Она слышала, как позже приходил помириться Астат, но не спустилась. Он тщетно прождал около часа, развлекаемый маменькиной светской беседой. А вот Сурьме после побега Никеля поговорить было решительно не с кем.

Перед сном в комнату дочери заглянула госпожа Кельсия.

— Как ты, дорогая? — спросила она, но ответа не требовалось: всё было понятно по красноречивому мрачному взгляду синих глаз.

Госпожа Кельсия уселась на краешек кровати и, забрав из рук дочери керамический гребень, принялась аккуратно расчёсывать её густые жёсткие волосы.

— Астат рассказал мне о сегодняшнем инциденте, — вкрадчиво произнесла она. — Он переживает. Надо признать — я тоже.

— Уже наябедничал, значит.

— Ты несправедлива к нему, милая! То, что ты работаешь с мужчинами, и так вызывает некоторые опасения, а уж если речь о таких мужчинах…

— Каких «таких», мама? — вспылила Сурьма. — Висмут отличный специалист, и мы с ним работаем, а не что-то там!

— Но его отношения с женщинами…

— Нас не касаются!

Сурьма резко развернулась к матери и впилась в неё враждебным взглядом. Она сама не ожидала, что будет защищать Висмута, тем более — защищать так яростно. Но раз уж Астат и мами сплотились против неё и её работы, значит, Сурьма будет с тем, кто по другую сторону баррикад.

— Короткое знакомство с человеком, посещающим подобные заведения не таясь, может пагубно сказаться на твоей репутации, дорогая, — терпеливо пояснила госпожа Кельсия.

— То есть если бы он делал это тайком — и разговора бы не было? — усмехнулась Сурьма. — Знаешь что, мами? Мне осточертело…

— Сурьма!!!

— Мне