— Погодите! — перебиваю мужчину и вскакиваю, — Я согласилась выйти в приват только раз, потому что вы пригрозили мне деньгами. Теперь, когда я выполнила ваш приказ, рискуя собственной честью, вы заставляете меня еще раз наступить на те же грабли?!

— Грабли здесь другие. Не кипятись.

— Как мне не кипятится, если вы нарушаете наш договор?!

— Ника, сядь. Давай поговорим на более низких тонах. Тебе ведь нужны деньги? Вот я тебе и предлагаю…

— Не таким способом!

— Краснов потребовал три приватных танца. Он уверен, что после ты сама к нему приползешь просить еще.

Я представляю дьявольскую улыбку сына мэра, что этот безумец может сделать со мной, каким зверствам подвергну себя, если соглашусь, и ужасаюсь.

— Видимо, он привык, что женщины подобно собакам ползут и ластятся к нему, как к своему хозяину, но я не шавка, Гриша. Отдай мой гонорар, и я уйду.

— Вот, значит, как? — задумчиво произносит он. Затем достает большую часть голубеньких купюр из конверта и вручает мне остаток. — Мы смогли бы тебя защитить, как собственность клуба, но теперь разбирайся с этим психом сама. Если честно, рад твоему отказу. Одной проблемы меньше.

Я только киваю ему в ответ, забираю деньги и выхожу из кабинета. Здесь меня встречает Света, но говорить с ней нет никакого желания.

— Извини, у меня не было другого выхода, — произносит мне в спину подруга и тут же прячется за одной из дверей.

О чем она говорит, становится понятно, когда я выхожу из клуба и вижу знакомую машину, грозную фигуру в плаще и тушуюсь под тяжелым отцовским взглядом. Он пригвождает меня к земле одним лишь своим видом, а белый конверт в моей ладони будто горит синим пламенем, жжет ладони, тяготит. Светка… За что ты так со мной?

— В машину! — командует мне папа, и я на негнущихся ногах выполняю его указание.

Вероника

Мы молчим всю дорогу. Под пристальным взглядом отца я прячу конверт в сумку, кладу свою поклажу на заднее сиденье и продолжаю смотреть в окно. Мимо проносятся старые многоквартирные дома, окна, отражающие лучи заходящего солнца, узенькие улочки, улыбающиеся люди… А надо мной тем временем сгущаются тучи. Хочется закрыть глаза, произнести незамысловатое заклинание и обратить время вспять. Будь у меня второй шанс, то я выбрала бы совсем другой способ достижения цели, но, увы, получить новую возможность не суждено. Такой функции в бесконечном цикле попросту не предусмотрено. Река не потечет обратно, если ты ей прикажешь это сделать. И жизнь не вернет тебя в счастливое детство, потому что там тебе было хорошо, а быть взрослым не понравилось.

Но у нас есть время все исправить. Может, и у меня получится?

Вскоре мы подъезжаем к дому. Поднимаемся на лифте до квартиры, и как только закрывается входная дверь, я ощущаю себя запертой в клетке зверушкой. Раньше эта атмосфера тишины наводила тоску, а сейчас она давит и угнетает. Чувствую, что вот-вот разрыдаюсь, потому что они не спросят о причине, не попытаются узнать о моей боли…

— В кухню, — твердо говорит папа и следует за мной по пятам. Состояние дежавю. Вчера было то же самое, вот только на этот раз мне удастся отвертеться от разговора, напомнив им о Графе. Не выйдет.

Когда я захожу в комнату и оборачиваюсь на шум, замечаю в его руке мою сумку, оставленную ранее в прихожей.

Он достает конверт. Рюкзачок с шумом падает на пол, и я опускаюсь на корточки, чтобы собрать рассыпанные тетради и пенал.

— Сорок три тысячи рублей, — произносит он с неопределенным тоном и зовет маму. — Алла, у нас дочь зарабатывать стала! Гляди-ка, почти со мной наравне!

Я поднимаюсь как раз в тот момент, когда в комнату заходит абсолютно равнодушная мать. Она подходит к плите и как ни в чем не бывало ставит чайник.

— Ну что ты молчишь? Гордись! Девятнадцать лет, а голова вон как хорошо работает! Хотя что-то мне подсказывает, что все это она заработала жопой.

— Прекрати, Сережа, — одергивает его мама.

— Что значит, прекрати? Я на тебя дочь оставил, можно сказать, а ты вместо того, чтобы выполнить свою прямую обязанность, затыкаешь мне рот?! — Он швыряет купюры, и те медленно оседают на пол.

Честно говоря, мне становится их бесконечно жаль. Да, не совсем приличные деньги, но как вспомню о бессонных ночах, проведенных в работе… О маленькой лжи, которая переросла в аферу. О том, что стоило остановиться уже после первого выступления, когда щеки пылали от стыда и вырученные деньги показались грязными. Совесть грызет до сих пор, вот только я очерствела. Мне жаль деньги. Мне жаль свое время. И, пожалуй, все.

Я снова опускаюсь на колени и начинаю собирать бумажку за бумажкой, складываю их в конверт… Однако отцу мои действия не нравятся, поэтому он хватает меня за руку и тянет вверх, заставляя встать.

— Отстань! — кричу ему в лицо, понимая, что сдержаться вряд ли получится. — Это мои деньги! И только мне решать, швырять ими или беречь!

— Как ты смеешь мне перечить? — Папа нависает надо мной осадной стеной, и я, будучи очень маленькой, пугаюсь. — Все эти годы мы вкладывали в тебя только лучшее! Репетиторы, дополнительные уроки, красный диплом, олимпиады, гимнастика, рисование, чертово пианино, которое меня бесило день ото дня, но даже оно поселилось в гостиной для тебя, и что взамен?! Я тридцать лет строил блестящую карьеру, работал над репутацией, и ты на всем этом ставишь крест! Неблагодарная!

Он отталкивает меня, и я чуть не падаю, но вовремя успеваю схватиться за край столешницы. На глаза наворачиваются жгучие слезы.

Обида. Она за долю секунды нарастает до размеров огромного шара и тут же лопается.

— Если ты так печешься о своей репутации, тогда, может, начнешь с себя? — говорю в ответ, замечая тень страха в его глазах. — Думаете, я не вижу, как вы строите из себя примерную семью, а по факту мама глотает успокоительные, а ты один ездишь по симпозиумам? Может, дело не в том, что пригласительных билетов мало, а совершенно в другом? Точнее в другой…

— Ника! — предупреждающим тоном говорит мама.

— Я не слепая, в отличие от вас. Все эти годы вы вкладывали в меня деньги, потому что того хотели сами. Мои желания не учитывались ни разу. Я, как запрограммированный робот, выполняла каждую вашу прихоть! — Подбородок трясется, и я замолкаю на несколько мгновений. — Вспомни, как к нам пришел профессор Родионов, папа. Ты начал хвалиться, что растет ученый нового поколения, который без ума от биологии и инженерии. А меня ты спросил хоть раз, так ли это на самом деле?

— Не переводи стрелки! — говорит он сурово. — Даже если мы в прошлом ошиблись, то только из добрых побуждений, а что ты взамен? Стриптиз-клуб! Сколько мужчин за это время успели облапать тебя?

— Не надо…

— Почему не надо? Может, ты давно не девственница?! — Он медленно разводит руки в стороны, и резко захлопывает ладони в неприличном жесте. — А может, ты за деньги с ними еще и спишь?