Слава богу, что теперь на улицах повсюду висят видеокамеры, по крайней мере, в таких городах, как Санкт-Петербург. Хорошо бы еще и на кладбищах их повесить. Видеонаблюдение стало важной частью работы полиции. И видеодоказательства более весомы в суде. Они более надежны, в этом случае никак не мешает человеческий фактор, хотя во время слушаний в суде до сих пор учитываются показания свидетелей-людей, и на их основании судьи и присяжные принимают решения. Но на них нельзя полагаться! Не потому, что люди преднамеренно врут, а потому, что каждый человек по-своему видит ситуацию.

Мои друзья из органов рассказывали мне про эксперимент, который проходили во время учебы на юридическом факультете или в школе милиции. Его провел австрийский и немецкий юрист, специалист в области уголовного и международного права Франц фон Лист (1851–1919) в далеком 1901 году. Во время семинара, который он проводил в Берлине, разразился жаркий спор (специально им спровоцированный), потом прозвучал выстрел — и один из студентов (участник эксперимента) «упал замертво». Все замолчали и замерли в ужасе. Через несколько минут «убитый» студент встал, а фон Лист объяснил, что никто не пострадал и случившееся — это часть программы семинара. Потом он попросил каждого студента детально описать то, что произошло в аудитории у них перед глазами.

Это были будущие юристы, и описывали они то, что случилось только что, а не несколько недель или даже месяцев назад, как бывает при даче показаний в суде. Студенты успокоились, поняв, что никто не пострадал, от их показаний не будет зависеть ни жизнь, ни судьба другого человека, невиновный не отправится в тюрьму и обвинять вообще некого.

Наверное, сам Франц фон Лист не ожидал такого результата — он получил совершенно разные описания случившегося. Большинство студентов ошиблись с временным фактором. Часто неправильно указывалась последовательность событий. Некоторые описывали, как убийца выбежал из аудитории, а он никуда не убегал. И студентам еще нужно было назвать имя «убийцы» (еще одного помощника фон Листа). Было названо восемь разных человек. Так можно ли после этого верить показаниям людей?!

Человеческая память несовершенна. Сама Екатерина Рудольфовна еще не родилась в 1917 или 1918 году, когда ее предок продал свою дочь авантюристу Сиднею Рейли за индийский бриллиант. Кстати, я не уточнила, почему индийский. Екатерина Рудольфовна пересказывала мне историю, услышанную от кого-то из предков. А ведь каждый мог добавить в нее что-то свое, переврать, перепутать.

Я должна поверить в то, что семья Романовых приняла Тамару Миллер и отдала Сиднею Рейли Татьяну? Ну хорошо. Пусть. Гражданин Николай Александрович Романов в тот момент уже мог подозревать, что ничего хорошего его и его семью в России не ждет. Пусть он и не верил в возможное физическое уничтожение, но дорогой кузен Джорджи отказался его принять. Романовы отправились в ссылку. Или Рейли совершил обмен, пока семья последнего российского императора находилась под домашним арестом в Царском Селе? Нет, скорее позднее. В Тобольске или на пути к нему. Или даже на пути к Екатеринбургу. Екатерина Рудольфовна сказала, что, работая на большевиков под фамилией Реллинский, Сидней Рейли сопровождал царскую семью в Екатеринбург.

Я готова поверить в то, что Рейли влюбился в великую княжну Татьяну, она ответила ему взаимностью. Бывший император решил благословить дочь, пусть хоть она одна уедет из России. И что дальше? Тамару Миллер расстреляли вместе с царской семьей? Но ведь была же генетическая экспертиза. Хотя вроде бы после нее остались какие-то вопросы…

И ведь невольно возникает еще один вопрос. Как так получилось, что Тамара Миллер и Татьяна Романова оказались удивительно похожи друг на друга? Не происходят ли Миллеры от какого-то незаконнорожденного отпрыска одного из русских царей? Они не отличались супружеской верностью и оставили после себя немало потомков, причем как признанных, так и не признанных. Это относилось и к мужчинам, и к женщинам. Можно вспомнить Екатерину Великую, которая, как считается, родила дочь Анну Петровну от будущего короля Польши Станислава Понятовского, потом от Григория Орлова — сына Алексея Бобринского. Под вопросом рождение дочери Елизаветы от Григория Потемкина. И уже на протяжении многих лет историки спорят о третьем сыне Екатерины, рожденном ею от Никиты Панина.

Если говорить о более поздних временах, то, например, Александр II признал четверых детей от Екатерины Долгоруковой. Они имели фамилию Юрьевские и отчество Александрович (два сына) или Александровна (две дочери). И еще под вопросом остается его отцовство в восьми случаях! Если поскрести по сусекам, то от каждого российского императора можно найти немало потомков. Даже ходили слухи, что Анна Ахматова родила сына от Николая II, а не от Николая Гумилева. Балерина Кшесинская не родила, а поэтесса сподобилась. Значит, могло быть родство у Миллеров с российской императорской семьей, причем как со стороны прадеда, так и со стороны прабабки Екатерины Рудольфовны и Николая Рудольфовича.

Но старый Миллер (тот, который Рудольф Карлович) не мог держать ювелирный магазин ни в 1917, ни в 1918 году. Не та обстановка была в Петрограде. Все ювелирные магазины позакрывались, а их владельцы, если остались в России, быстренько переквалифицировались и не высовывались! Все, что можно, было разграблено представителями новой власти. И если бы какой-то дурак и вздумал открыть ювелирный магазин, то недолго оставался бы в живых.

Более того, при той обстановке в Петрограде Сидней Рейли мог купить чью-то дочь за мешок муки или картошки, но не бриллиант! Есть было нечего. В апреле 1918 года Зинаида Гиппиус написала в своем дневнике: «Надо знать: в городе абсолютный голод». Воспоминания людей о тех годах ужасают больше, чем воспоминания о ленинградской блокаде. Ели голубей, грачей, ворон, при этом заградительные отряды на дорогах не пускали в город так называемых мешочников — торговцев продовольствием, которые хотели что-то продать из собственных запасов. Их преследовали как спекулянтов, продукты, естественно, отбирали. Но и сами красноармейцы, призванные защищать народ, занимались мародерством. Во время же блокады люди демонстрировали стойкость, они хотели выжить наперекор врагу, они знали, что другие советские люди сражаются по всем фронтам, чтобы прогнать немцев с нашей земли. Моральный дух был другой. А в послереволюционные годы о духе и стойкости, а тем более едином порыве и массовой взаимопомощи говорить не приходилось. Озлобленность, в частности, вылилась на привилегированные классы, например ювелиров.

Моего собственного деда из камеры смертников выкупили за три мешка картошки, правда, в начале 1920-х годов. Он был офицером русской армии во время Первой мировой войны, с первых дней Гражданской войны воевал в Красной армии. Но это не сыграло никакой роли, когда офицеров русской армии в начале 1920-х годов стали брать в заложники — чтобы расстреливать, если убьют кого-то из большевиков. Дедов брат дружил в городе Луге Ленинградской области, откуда они родом, с главным чекистом и поил его самогоном, который гнал мой прадед. И они все вместе поехали выкупать деда. Не за золото и бриллианты, не за какие-либо деньги, а обменяли на картошку!

Поэтому рассказ Екатерины Рудольфовны про обмен ее бабки на бриллиант показался мне, мягко говоря, не соответствующим действительности. В особенности если в семье было девять детей. Бриллиантом их не накормишь. Скажете, что Миллер думал о будущем? Так до него еще дожить надо было. И жили они в городе, не в деревне, где хоть что-то можно вырастить да в лесах найти или настрелять.