Но люди все равно не решались на такой отчаянный шаг. Сама-то Екатерина приехала в Россию невестой наследника престола. А простым людям требовались какие-то гарантии, обязательства помощи — чтобы они поняли: в России им будет лучше, чем дома. Екатерина издала «Манифест о даруемых иностранным переселенцам авантажах и привилегиях» и еще несколько указов. Было создано учреждение для защиты их прав — Канцелярия опекунства иностранных переселенцев. Больше всего приехало выходцев с юго-запада Германии.

Они получили невероятные льготы! Считается, что немцев больше всего привлекло освобождение от воинской повинности. Правители немецких земель постоянно воевали между собой, а для этого требовались люди. Поэтому молодым немцам было очень сложно избежать армейской службы. А тут их от нее освобождали! И при этом даровалась свобода вероисповедания и разрешалось строить свои культовые сооружения. Плюс было освобождение от налогов (на разные сроки в городах и сельской местности), организовавшим производство разрешалось торговать беспошлинно, даже вывозить товары за пределы Российской империи.

За три года приехали двадцать три тысячи человек — среди них была одна ветвь семейства Миллеров. Потом один из потомков тех Миллеров, которые приехали при Петре и обосновались в Петербурге, женился на дочери «екатерининских» переселенцев. Они были какими-то очень дальними родственниками, и девушку решили пристроить в столицу, в семью с ювелирным магазином и мастерской.

Не все Миллеры становились ювелирами. Например, в семье Рудольфа Карловича, который продал дочь Тамару за бриллиант, старший сын, которого ювелирное дело не привлекало, ушел на фронт во время Первой мировой войны, воевать за Россию, которую считал своей родиной и где хотел сделать военную карьеру. То есть в первую очередь он хотел делать карьеру, а не родину защищать. Военные в России всегда пользовались уважением, а жалованье было стабильным, в отличие от ювелирного дела. Старший сын видел резкое падение спроса на ювелирные изделия в 1905 году.

В конце концов он карьеру сделал — красным комиссаром. Он быстро сориентировался в меняющейся обстановке. Он не занимал высоких постов, чтобы войти в историю, но выжил и, так сказать, жил и не тужил. Старшая дочь, как уже говорилось, вышла замуж за инженера-путейщика, оказавшегося нужным новой советской власти. Второй сын, продолжатель ювелирных традиций, тоже пристроился. Ведь награбленное нужно было оценивать, а солдаты и матросы, ошалевшие от вседозволенности, ничего не понимали в драгоценных камнях и часто не могли отличить бижутерию от на самом деле ценной вещи.

Я не стала спрашивать, прилипало ли что-то к рукам старшего и второго сыновей Рудольфа Карловича Миллера — таких вопросов не задают. Но если они делились с вышестоящим начальством, то почему бы и нет?

Я спросила: что случилось с самим Рудольфом Карловичем, его супругой и остальными детьми? Ведь их было девять, как говорила мне Екатерина Рудольфовна.

— Они все уехали к родственникам. В Астраханскую губернию. Я же вам рассказал про две ветви нашей семьи. Одни приехали в петровские времена и поселились в Петербурге. Другие приехали при Екатерине Великой осваивать малозаселенные территории. Не все ж в Поволжье отправились. Наши люди почему-то считают, что при Екатерине немцы заселяли именно Поволжье. Это не так. Еще ехали в Астраханскую, Оренбургскую, Белгородскую губернии и некоторые другие места. Точно я не знаю, когда уехал Рудольф Карлович с семьей. Вы правы, Юля. Наверное, ювелирный магазин был уже закрыт. Может, мой предок с женой и детьми уже сидел на чемоданах, когда появился Сидней Рейли со своим предложением и бриллиантом? Рудольф Карлович в бриллиантах понимал и его взял.

— А желание Тамары кто-то спрашивал?

Шурик улыбнулся.

— Не знаю. Но попробуйте поставить себя на ее место. Ей предлагают войти в императорскую семью — пусть и таким путем. Ведь никто не мог предположить, что и царя, и всю его семью расстреляют! Тамара, наверное, думала, что отправится вместе с царской семьей в Европу, где она никогда не была.

— Но отношение к Романовым в тот период было не самым лучшим — и это мягко сказано, — заметила я.

В период после Февральской революции в петербургских газетах публиковалось много материалов о Романовых, причем все они были со знаком «минус». Можно сказать, что это были сплошные разоблачения — ведь в Николае II русской крови было очень мало, одна сто двадцать восьмая! Это все скрупулезно подсчитывалось и объяснялось народу. Ругали Александру Федоровну, говорили, что она буквально захватила власть, а царь во всем слушался жену. А она-то наверняка шпионка…

Масла в огонь подливал великий князь Кирилл Владимирович, двоюродный брат Николая II. Он выступал с заявлениями, что все родственники предупреждали царя, тот никого не слушал, кроме Александры Федоровны. Будто родственники сами знали, чем все может закончиться.

— Это который себя потом провозгласил императором всероссийским Кириллом I? — уточнил Шурик.

— Он самый, — сказала я. — Он не поддержал Николая II и первым из императорской фамилии нарушил присягу царю — и со своей воинской частью перешел на сторону Государственной Думы. А потом бежал из России через Финляндию, которая тогда еще оставалась в составе Российской империи. Умер в Париже.

— Своя рубашка ближе к телу, — заметил Шурик.

Не подумайте, что я осуждаю Кирилла Владимировича или кого-либо из прошлого. Я не вправе это делать (хотя Юровского считаю редкостным подонком). Мы не жили в те времена. Мы просто не можем знать всех обстоятельств. Мне посчастливилось застать людей, которые жили в те годы, — прадеда, деда, бабушку, послушать их воспоминания. Хотя я не исключаю, что на их воспоминания наложили отпечаток последующие годы жизни в Советском Союзе. Человек физически не способен фильтровать всю поступающую информацию.

Сама я с интересом просматривала газеты 1917 года, например «Биржевые ведомости» и «Вечернюю газету». Меня поразило единодушие после Февральской революции — ее поддержали все: интеллигенция, военные, даже аристократы. Возможно, одна из причин — это малое количество жертв в сравнении с подобными событиями на Западе. Например, Федор Сологуб писал о Февральской революции: «Мирный незлобный характер — может быть, это чисто русская, славянская революция», он говорил про «медовые дни свободы», а в его стихах присутствуют голубое небо и белый снег — даже природа радуется победе революции. Но на фотографиях — серое небо и грязный снег. А ведь подобные слова для Сологуба нетипичны, с его-то пессимистическим творчеством и репутацией «певца смерти». Но Февральскую революцию он принял с оптимизмом.

В газетах того периода также немало разоблачений Распутина и рассказов о том, как вскрывали его могилу, сжигали тело, развеивали прах. То есть радость от новой эры свободной России, с одной стороны, и критика царя и его окружения — с другой.

Тамара Миллер была образованной барышней, ее отец и другие члены семьи явно читали газеты того времени. В конце концов, они жили в Петрограде! Они не могли не знать про отношение к Николаю II в те дни!