– Серьёзно? Прости, – он очень тепло улыбнулся в ответ, – я был грандиозным лопухом, зато ты не можешь не признать, что я был предельно настойчив, просто не умел приударить за девочкой.

– А теперь научился?

– Ага. Давай сходим куда-нибудь и отметим нашу встречу? Тогда я буду готов простить, что ты не ответила на мои глубокие чувства. Несчастная первая любовь, между прочим, это шрам на всю жизнь.

Я открыла рот, чтобы отказать ему, но поняла, что мне любопытно.

После первого вмешательства в человеческие нити у меня была эйфория, смешанная с неконтролируемой паникой, но по-настоящему плохо стало на следующий день, когда перешёптывания достигли нашего класса и все принялись обсуждать Мишкину маму и что будет дальше. Девочки воображали, как станут утешать его и урвут шанс побыть поближе к мальчику, который так и нарывался, чтобы его завоевали – это было написано на лицах доброй половины наших болтушек. Пацаны были более сдержаны, но кое-кто не скрывал, что обрадуется внезапному освобождению от местного тирана и не прочь занять вакантное место лидера.

Учительская гудела от сплетен, ведь Мишкина мама была заметной фигурой и многие из этих женщин, вынужденных годами терпеть несносных подростков и унылых мужей, если не завидовали, то уж точно презирали яркую брюнетку, умеющую прокладывать себе путь наверх с помощью мужчин.

Потолкавшись рядом, удачно подслушала, что там что-то весьма странное, и во всём могут обвинить её нынешнего мужа. Обида на Мишку растаяла ещё вчера, выварившись в муках совести, и если бы он появился в тот момент в классе, возможно, я бы даже извинилась, но он так и не пришёл.

Потом ещё долго ходили слухи, что несчастная женщина выглядела так, как будто попала в аварию, вот только она лежала в собственной кровати, а дома никого не было. Её мужа ещё долго терзали следователи, а потом выяснилось, что в тот день приходил воздыхатель, ну и понеслось. Много было разговоров.

Я испугалась, что будет дальше, и очень хотела спросить совета у мамы, но она никак не возвращалась, и в результате я металась по кругу, как загнанный зверёк.

К сожалению, моя мама так и не появилась, а вопрос, что делать с невольной жертвой и как всё исправить, так никуда и не пропал с повестки дня. Отвлекало банальное – сперва прикончила всё, что было в кастрюлях, а потом напрочь опустошила морозилку, ведь обычно мама оставляла нехилый запас пельменей и это шло на ура, но и они закончились.

Так как я никогда не была избалована надоедливым домашним обслуживанием и не понимала одноклассников, капризничавших с едой, то сумела бы приготовить и суп, и второе с компотом, но мне было лень и я валялась на кровати, сделав уроки и пытаясь придумать, как схалтурить, если на кухне шаром покати, а пробовать силы на других, более хозяйственных людях пока страшновато – переживаний о Мишкиной маме хватило с запасом.

Мне и в голову не приходило, что мама исчезла насовсем, но не подумайте, что для ребёнка началось голодное время – нет. Ровно тогда, когда упаковка от последней пачки макарон с сожалением отправилась в мусорное ведро, в дверь позвонила соседка.

Хорошо, что у неё были характерные стеклянные глаза и нелепо приоткрытый рот, а то я бы предположила, что бабулька хочет пожаловаться на какую-нибудь ерунду, и тупо не открыла бы дверь. Догадавшись, что это действует мамино внушение, я впустила бабку. Она деловито пробежалась по квартире, смахнув редкую пыль по углам – бардак разводить мама не позволяла, так что тут порядок, а потом угрюмо сунула в холодильник лотки с домашней едой и забрала пустые.

И хотела уйти, но словно из-под палки спросила, не нужно ли что-нибудь, смешно уставившись на старый паркетный пол. Я немного развеселилась, наблюдая, как действует мамин приказ, и даже порадовалась, что она заботится обо мне откуда-то издалека.

Бабку развернула на выход и решила, что самое время распечатать заначку и начать ходить по магазинам, там никто не заподозрит, что приличного вида девочка-подросток покупает продукты из-за беспризорности – подумают, что послали родители. Мама научила, что ни в коем случае нельзя привлекать внимание, да и мне всё казалось обыденным – раз бросили одну, значит, выживаем, а помощи не проси. Жди и не трепыхайся, лишних вопросов не задавай.

Долго сомневалась, не попробовать ли найти новый Мишкин адрес и спасти его бедную мать, или оставить, как есть. Открыв, что детские страшилки не врали и мама не выдумывала, когда рассказывала о нашей силе, я постепенно вспомнила ещё кое-что. Если хорошенько подумать, то это и было главным, что вдалбливалось на подкорку – нельзя отменять то, что сделано. Это не значит, что вмешиваться можно лишь раз, но сделанного не воротишь, а прочие варианты улучшения Мишкиной ситуации я вообразить не могла, как ни старалась.

В школу ходить было всё легче, потому что фурор от происшествия забылся и уже не приходилось непрерывно краснеть от угрызений совести, а редкие новости даже в строку.

Бабка не меньше года приходила каждую неделю, пополняя запасы и с подозрением шныряя по дому, заглядывая чуть ли не под ванную, и всё это в гробовой тишине, а я терпела, хотя уже прилично управлялась сама. Возможно, вынужденная забота связывала нас в жалкое подобие семьи, а этого мне не хватало. Я скучала по маме.

Красавец Мишка ещё раз прикоснулся к плечу и переспросил:

– Юлька, о чём задумалась? Неужели наконец пожалела, что упустила такого шикарного меня? А ведь это ты ещё ничего обо мне не знаешь.

Мы сидели за столиком у окна, где огни вечерней Москвы сливались в завораживающие ленты света, только я глубоко задумалась о давно забытом и чуть-чуть выпала из течения времени.

– Чувствую, мне не избежать подробного и обстоятельного рассказа, – встряхнула волосами, чтобы сбросить тени прошлого.

– Само собой, но чур ты начнёшь. И предупреждать надо, что вырастешь такой, я бы не сдался.

– Да всё отлично, переехала, работаю. А как твоя мама?

Лицо его потемнело и на секунду стало злым, но наваждение быстро испарилось.

– Ты же застала, когда с ней… Ну, ты помнишь? Вроде мы ещё в одном классе были. Ну конечно, застала, мы же из-за этого и переехали, – он откинулся на спинку кресла и странно посмотрел на меня.

Я занервничала. Неужели он мог вычислить меня? Но это же бред, или он несколько лет пристально следил за мной и всё-таки догадался о тёмной стороне. Мало того – сообразил, кто сделал это с его мамой, хотя ни одна живая душа не имела моего признания или хотя бы намёка на него. Нет, не может быть.

– Конечно, помню, но довольно смутно, – блефовать надо убедительно. – Надеюсь, с твоей мамой всё в порядке?

– Пожалуй, она справляется с невозможностью встать с кровати куда лучше, чем можно ожидать от человека, искренне любящего дорогие туфли больше, чем мужей, которые их оплачивают, – Мишка прищурился.

– Как-то жёстко для родного сына, – осуждающе покачала головой и тут же пожалела, что не прикусила язык.