– Брось, ты же слышала разговоры. Я отлично помню, как училки и даже дети шептались за моей спиной, и это приводило меня в ярость. Каждый день мне хотелось крушить всё вокруг, но это не помогало избавиться от правды.

– Ты о чём? – спросила после небольшой паузы, но поняла, что снова промахнулась.

– Ладно, забыли, – он отвернулся к окну, осушил бокал и и аккуратно поставил на стол. – Она была не только худшей в мире женой, которую можно получить за деньги, она ещё и матерью была не из лучших. Я издевался над тобой, потому что так можно было представить, что у тебя, Петрова, всё ещё хуже, чем у меня.

– Ясно. Наверное, хуже, если учесть, что я жила совсем одна с четырнадцати лет. Соседка заходила раз в неделю, а про дни рождения и торт со свечками можешь даже не спрашивать, приходилось устраивать рекордно грустный праздник самой, а уже в пятнадцать лет я выставила её вон, потому что научилась делать самостоятельно абсолютно всё.

– Лихо. Действительно, хуже. Зато сейчас моя мама умудряется знать про каждый чих про всех соседей, хотя не покидает пределы квартиры с тех самых пор. Мужья разбежались, но у неё всё ещё есть я. Оптимизм бьёт через край. Короче говоря, она в порядке, и я передам ей привет от тебя, на случай, если она помнит девочку из восьмого класса, из-за разборок и драк с которой её регулярно вызывали в школу.

– Отлично, – я опустила голову, чтобы не смотреть ему в глаза.

– Давай ближе к весёлому, Юля. Ты замужем?

– Нет, но есть парень, – это почти не было ложью, когда Коля отошёл от семейки с нечистью, он вдруг вспомнил мой адрес и начал наведываться подозрительно часто и задерживаться до утра, так что иногда мне казалось, что у нас нечто вроде человеческих отношений, если не обращать внимания на страшноватую предысторию, в которой его бывшая жена и фальшивая мать превратились в кучку мусора.

– Парень, который за весь вечер ни разу не позвонил, чтобы узнать, куда ты делась? Я не провокатор, но он явно не ловит мышей, а зря. Кстати, а ты не хочешь как-нибудь зайти в гости? Покажу тебе, где живу.

Стало смешно – с чего бы вдруг набрасываться на полузабытого одноклассника, даже если мучает чувство вины и он выглядит где-то на девяносто девять из ста по шкале «насколько быстро я готова согласиться», а потом ощутила жгучее желание пойти, чуть не выронила стакан с водой.

Неужели он прямо сейчас применяет ко мне мои же приёмчики? Крайне необычно побывать в роли жертвы, и я тихо засмеялась, разом избавившись от тяжёлого камня на шее – хлоп, и совесть заткнулась. Ну что же, поиграем, дорогой Миша.

Я приоткрыла рот и взмахнула ресницами, изображая восторг и смущение, и даже восхитилась, насколько это было легко – реально тянуло всё бросить и рвануть поскорее глянуть, что там за чудо-квартира у нашего Миши. А он молодец, мощно внушает.

Такси привезло нас к воротам во впечатляющий жилой комплекс, и Мишка не без гордости наблюдал, как я глазею на мраморные полы в подъезде. Квартира была шикарной, но как только открылась дверь, в нос шибанул щемящий запах старости.

Я повернулась к счастливо улыбающемуся Мишке – кажется, мы целовались в машине, и теперь он обнимал меня за талию:

– Постой, ты живёшь с мамой?

Он не ответил, но что-то погасло в его взгляде.

Его мама меня испугала, хотя, надо признать, самой первой мыслью было – зря не приглушает свет, в её-то состоянии не стоит подчёркивать каждый штрих.

Она лежала на кровати, вытянув худющие руки поверх одеяла, и тщетная попытка как-то приукрасить себя бросалась в глаза – идеальная укладка, ухоженные ногти, но никакие ухищрения не могли скрыть тот факт, что ей чертовски не хватало солнечного света и возможности ходить и дышать полной грудью. Кости так и просвечивали сквозь слишком бледную и вялую кожу, наверняка безуспешно впитавшую литры «чудодейственного» крема. Да, формально она всё ещё была жива, но в широко раскрытых глазах горели безнадежность и отчаянная жажда, и на фоне целой горы взбитых подушек цвета фуксия бедная женщина смотрелась настоящим пугалом.

Миша смущённо провёл меня через прихожую и практически впихнул в ярко освещённую спальню матери, где напротив дверей возвышалась королевская кровать с балдахином и взаправдашними бархатными кистями, как в музее.

Его мама чуть подала вперёд костлявые плечи и вкрадчиво прошептала:

– Здравствуй, девочка. Спасибо, Мишенька, ты можешь идти. И зайди попозже, мой хороший, ладно?

Миша не шевельнулся, переводя взгляд с меня на мать и обратно, а потом хрипло пробормотал:

– Юлька, беги. Беги как можно быстрее, пока я не держу.

По лицу матери разлилось разочарование, и она сердито подняла бровь:

– Что это ты придумал, малыш? Будь смирным, ясно?

– Мама, это же Юля Петрова, моя одноклассница, – он хрипло умолял, не в силах сдвинуться с места.

– Ах, Юля. Как любопытно, – она беспощадно уставилась на нас двоих, – значит, старая любовь, – и неожиданно взвизгнула, – и что теперь?! Какая разница! Уходи! – и женщина подняла ко мне обе ладони, словно желая поймать мяч.

Мишка рухнул на колени и ухватился за дверной косяк, в ужасе мотая головой. А мамочка у тебя хищница, как я погляжу – от беспомощной фигуры, распластанной по кровати, отделилась тень, похожая на стоящую на четвереньках марионетку, и бойко соскользнула на пол. Тело матери обмякло, лицо разгладилось, а губы сложились в счастливую улыбку.

Тень присела перед прыжком и бросилась ко мне, целясь в правое запястье, а я перехватила её в последний момент и пребольно сжала кулак, чуть не проткнув ногтями собственную ладонь.

Теперь понятно, каким образом матушка узнавала все сплетни – небось шныряла через форточку по каждой квартире, до которой могла добраться. Надеюсь, они всё-таки хорошо запирали окна и двери, а то шансы протянуть сколько-нибудь долго стремились к нулю, неизменно освобождая жилище для свежей пищи.

Тело на кровати вздрогнуло и скукожилось, пылью оседая на подушки. Миша тоже упал и свернулся калачиком, а потом поднял голову и в ужасе оглядел меня.

– Господи, ты цела? – он попробовал встать, хотя ноги едва слушались.

– Твоя мама… Она… Прости, – я показала на еле различимое пятно.

– Она ушла? Всё закончилось? – он опёрся о стену и привлёк меня к себе, крепко обнимая.

– Да.

– Но как ты это сделала? – Мишка поднял моё лицо за подбородок.

– Долгая история. Не уверена, что ты захочешь знать.

– Как раз наоборот, но главное, что я должен знать, это окончательно? Она точно не вернётся?

– Сто пудов. Слушай, я, наверное, пойду, поздно уже, – но он не хотел отпускать меня, это читалось по растерянным движениям, словно я была якорем, без которого ему точно пропасть.

Телефон задрожал в кармане и я открыла сообщение от Коли – как всегда, очень вовремя: «Сегодня заеду?». Похоже, не судьба, буду пока нянчиться с бывшим одноклассником, а то он тут не выдержит без живого человека, и я быстро отбила в ответ: «Не сегодня».