— Ты прав, господин хороший, — сказал афорист. — В основном, ну, за редким исключением, они насупленные и хмурые. Даже не знаю почему. Но они всегда такие депрессивные, раздраженные, угрюмей угрюмого и страдают язвами и всякими нервными болезнями. А исключение — это я. Приятное и почти единственное! — И он привычно расхохотался.

Может, комплексуют юмористы, думал Сева. Прекрасно понимают, что их творения не могут считаться литературой в настоящем смысле слова. Да еще от них все всегда ждут одного и того же: вот только рот откроют — и начнут острить! Шутки так и посыплются, как снег из тучи… Тяжкая задача. Примерно то же самое происходит и с художниками-авангардистами. Эти тоже постоянно до смешного серьезны, жутко пасмурны, везде и всюду болезненно видят насмешку над собой и опять же нервно расстроены. Соображают, что на самом деле попросту не в силах рисовать на настоящем уровне…

А так что же… Юмор — вещь, безусловно, полезная, однако требующая в обращении большой осмотрительности. Как, скажем, атомная энергия. И пересмешников неизменно ожидала суровая судьба, от тягот которой зарекаться нельзя, как свидетельствовала история. Но выбор мы делаем всегда сами.

И этот смех, даже издевательства за спиной… Сева предпочел бы, чтобы ему смеялись в лицо. С таким открытым человеком можно потом найти и общий язык, и подружиться. Но вот тот, кто смеется да иронизирует исподтишка, да еще над всем белым светом, другом никому никогда не станет.

Высказывать свои мысли Сева не решался. Обижать милого Потапа не хотелось. Его уже и так недавно больно оскорбил главный редактор. Наслушавшись дифирамбов Лоре и хвалебных песен в ее адрес, главный неосмотрительно поручил ей написать репортаж в текущий номер. Разрядница написала такое, что редактор сидел полдня бледный и взялся сам переписывать горящий материал.

Потап жестоко обиделся.

— Вот зажимают Лорку! Всюду зажимают! Чего еще там шефу не так, туды-растуды? — злобно сказал он. — А вообще живет она нормально, денег у нее много. Недавно купила себе новый холодильник — дорогущий! И еще комп последней модели и стиралку. Вещи стоящие. Все везде почем! А квартира у нее!.. — Потап зажмурился от восхищения. — Мне бы такенную! А то ютишься с матерью, как индеец в вигваме…

— Откуда же у Лоры деньги? — удивился Сева.

Насколько ему было известно со слов того же Потапа, Лора окончила Институт инженеров транспорта, но к транспорту осталась довольно равнодушной, хотя пошла работать в газетенку метрополитена. Когда газетка закрылась под крепким давлением рынка, Лора тотчас подалась в рекламу. Именно там, в рекламе, и хранился тот жирненький кусочек, который урвать хотелось всем.

Вообще Лора, широкая, с квадратными плечами и пухлой отвислой грудью, неизменно пристрастная к мини-юбкам, излюбленным, но делавшим ее и без того квадратную фигуру еще квадратнее, отличалась изрядной ленью и безразличием к дому. Дочка с малолетства приучилась пылесосить, варить картошку и мыть окна, пока мать играла в шахматы и сочиняла афоризмы. Иначе квартира заросла бы грязью, а муж и дочь Лоры умерли бы с голоду. Сама Лора едой не интересовалась — она страдала манией похудания.

— Лорка, ты похудела? — однажды сурово справился Потап.

— Да, на несколько килограммов, — гордо ответила разрядница.

— Набирай обратно! — деловито распорядился Потап.

— Еще чего! — оскорбленно фыркнула Лора.

— Набирай обратно — иначе мне нравиться перестанешь!

— Это уж твое дело, а я все равно не буду! И вообще ты на это не реагируй. Ты привыкни к мысли: похудание — женское хобби. Все женщины хотят похудеть, совершенно независимо от того, есть у них что-нибудь лишнее или нет. Тут уж ничего не поделаешь.

— Ну да, стереотипы сознания обывателей, — проворчал Потап. — У нас тут в редакции на днях сидят за столом рядом парень и девица. Напротив — наша редакторша. Парень здоровый, прямо вот такенный, как индеец, а девица довольно хрупкая. А редакторша говорит: «Тебе, Светочка, стоит к весне сбросить несколько килограммчиков». Парень спрашивает: «Эх, может, и мне похудеть?» А редакторша в искреннем удивлении: «А тебе-то зачем?» Хотя видно и поварешке: парень совершенно объективно толще девушки. Но ей — худеть «надо», а ему — «зачем?». Вот он и есть, стереотип: худеть для девицы обязательно, какой бы она ни была, и совершенно ни к чему мужчине, тоже какой бы он ни был.

Кроме мании худобы, у Лоры имелась еще одна — денежная. И тут она как-то сразу забывала о своей лени. Реклама позволила Лоре отдыхать четыре раза в год то в Италии, то в Норвегии, то в Египте.

— Я так люблю Париж! — стала она повторять при каждом удобном случае, закатывая глаза к потолку, словно именно там и находилась столица Франции.

Потом Лоркин муж стал намыливаться в Штаты навсегда. Все равно обедать ему приходилось в «Макдоналдсах». Дочка пожелала ехать с ним вместе. Теперь они говорили только о грин-карте, прямо-таки бредили ею, и Лора вообще перестала общаться с ними, как с предателями Родины. И полностью погрузилась в шахматы и афоризмы.

— Так ты чего такой хмурый, господин хороший? — весело повторил свой вопрос бодрый Потап, которого сегодня давление явно не мучило.

— В отпуск еду, — ответил Сева.

— Ох, ты балда! Отдыхать едешь — и в тоске? Лук с собой берешь? Чтобы пострелять? А я вчера такой рассказик написал! Веселый-превеселый! И новый роман начал. Ну, это мне надолго. Писать-то некогда. То работа, то Лорка.

— Слушай, а поехали вместе! — неожиданно предложил Сева курьеру.

О Кате Потап был наслышан, поэтому теперь, выслушав Севу, толком ничего не объяснившего, сразу дал согласие:

— А чего, едем! Сейчас сбегаю к редактору, об отпуске договорюсь. Крепись, Всеволод! Добудем тебе твою Катьку! Красоту твою неописанную. Ох, как она напоминает мне мою Лорку! Прямо одна к одной.

Сева передернулся, но промолчал.

Перед отъездом он решил пойти подстричься.

Денег на парикмахерские, которые теперь гордо именовались салонами, у Севы не водилось. И вообще для него оставалось загадкой, кто стрижется в этих салонах, часто абсолютно пустых, мраморно-стерильных и волшебно благоухающих в свое личное удовольствие.

Сева как-то зашел в такой навести справку о цене. Ни одного посетителя… Белые стены казались чересчур белыми, зеркальные столики — неестественными, словно киностудия приготовилась к съемке. Блаженная пустота внезапно родила в своих глубинах заученно улыбающуюся девушку-автоматик. Она осторожно, вкрадчиво скользнула узконосыми туфельками по блестящему скользкому полу. В полной евротишине цена прозвучала ошеломляюще.

— Я… подумаю… — пролепетал потрясенный Сева.

Натренированная девушка вновь подарила ему разлюбезную, прочно наклеенную улыбку.

Сева не понимал, как могут существовать салоны без клиентов.

— Да деньги отмывают, — объяснил ему опытный Николай, изучивший эту рыночную жизнь, как свою квартиру.