— А может быть, машина пройдет сегодня, — предположил первый, — скажем, часа через два после прихода сейнера?

Но машина не пришла ни сегодня, ни завтра, ни через два дня...

Возможно, со стороны это выглядело и не совсем так, и на геодезистов я и мой друг Володя Худяков были не очень-то похожи, но мы старались об этом не думать — все равно у нас не было другого выхода.

Странно складываются человеческие судьбы. Еще вчера ты ничего не знал о председателе рыболовецкого колхоза «Коммунар», а сегодня твой начальник получил от него письмо — шесть строчек карандашом на листочке в косую линейку, вырванном, наверно, из тетрадки сына, — и ты вынужден сидеть в засаде, прижимая к себе, как автомат, геодезическую рейку. Впрочем, рейка еще что. Володе Худякову по жребию досталась тренога, и его, кажется, примиряет с жизнью только одна мысль, что завтра треногу понесу я.

Мы с Худяковым не прослужили в милиции еще и двух лет, и наши биографии до того схожи, что их можно писать под копирку. Школа, университет, работа по распределению, почти тайный (от родителей) уход в милицию. Говорят, что мы даже внешне похожи. Володя, правда, немного повыше, я — потолще. Но это уже мелочи. Однако характеры у нас абсолютно разные. Мне кажется, у нас нет ни одной общей черты. Худяков — вспыльчивый, меня еще в школе дразнили флегматиком, Володя — очень самолюбивый, мне же самолюбия явно не хватает. Фантазер и выдумщик он необыкновенный, в этом, по крайней мере у нас в милиции, с ним никто не может сравниться. И вообще Владимир Худяков человек способный, но очень увлекающийся. Только этим и можно объяснить, что он до сих пор младший лейтенант, а у меня на погонах на одну звездочку больше.

Нет, что-то общее в нас все-таки есть. Мы оба надеемся когда-нибудь совершить подвиг. Ну, подвиг, пожалуй, слишком сильно сказано, но хотя бы распутать сложное дело или, скажем, поймать опасного преступника...

Когда начальник ОБХСС капитан Данцев познакомил меня с письмом председателя рыболовецкого колхоза «Коммунар», он сказал:

— Дело это серьезное, здесь можно отличиться!

Однако я воспринял его напутствие как юмор. Где уж там отличиться, как бы не оскандалиться на весь отдел!

— Разве тебе что-нибудь неясно, лейтенант Комаров? — притворно удивился Данцев, и в его глазах заплясали огоньки.

Я позволил себе не ответить, да он и не ждал ответа.

Конечно, любое дело всегда начинается с каких-то загадок, непонятных деталей, но дело о хищении рыбы в рыболовецком колхозе «Коммунар» целиком состояло из одних предположений. Собственно говоря, и сто́ящих предположений пока не было. Единственным осязаемым фактом было ничем не объяснимое уменьшение колхозных уловов рыбы.

— Остальное узнаешь на месте, — сказал мне капитан Данцев. — Вместе с тобой пойдет младший лейтенант Худяков.

Этого он мог бы и не говорить. Я бы очень удивился, если бы капитан вдруг забыл о Худякове. Вот уже почти год ни на одно мало-мальски серьезное дело нас не посылали друг без друга.

На следующий день мы встретились с председателем колхоза «Коммунар». Чтобы не привлекать к себе внимания, мы пришли не в правление, а к нему домой, оставив свой газик в километре от села.

Небольшого роста, еще очень сильный, несмотря на солидный возраст, переживший не один шторм рыбак явно робел перед милицией. Он тщательно обдумывал каждый ответ, и почти все вопросы мы должны были повторять дважды. Ко всему еще председателю было стыдно, что он, бывший флотский старшина, участник двух войн, председатель колхоза, не в состоянии сам найти расхитителей.

— Да, письмо в милицию писал я, — сказал он. — Но вообще-то у нас не так уж плохо. В целом — мы и в этом году сдадим рыбы больше, чем в прошлом, но могли бы сдать еще больше, да вот, не получается. Две бригады у нас ничего, отличные бригады, а вот третья...

Председатель немного помолчал, беззвучно шевеля губами, потом решился:

— Я не хочу ни на кого наговаривать, но, если по-честному, хитрющий старик этот бригадир Юргенс. У него вся бригада из одних родственников, он их всех в кулаке держит. Тут, конечно, моя вина, не доглядел...

— Ну, а почему все-таки вы решили, что рыбу в колхозе воруют? — перебил его Худяков, которого явно раздражала медлительная, с длинными паузами и оговорками речь председателя.

— Я про воровство в письме не писал, — неожиданно быстро отреагировал председатель. — Точно это никому не известно. Только ведь чудес не бывает! Снасти у нас крепкие, сейнеры — лучше не сыщешь, да и опыта рыбакам нашим не занимать...

— А может быть, просто рыбы поубавилось в вашем озере? — спросил я его на всякий случай.

— Да нет, не похоже. Для одной бригады меньше, для других — по-старому?

— Ну ладно, вернемся к Юргенсу, — попросил Худяков.

— Мы его мало знаем, — подумав, ответил председатель. — Он здесь недавно работает, но дело знает, тут ничего не скажешь. В этом году, да и в прошлом, заработки у него — не бог весть что, но живет он зажиточно: новый дом себе поставил, мотоцикл купил. После каждой путины устраивает со своей бригадой такую пьянку, что весь район ходуном ходит, как будто с его уловами есть чему радоваться. Мы уж его по-всякому прорабатывали, и на правление вызывали, и с бригадиров грозили снять, а он одно твердит: «Раз на раз не приходится. Если меня снимете, всю бригаду с собой уведу!»

— Ну что ж, — сказал я, вставая. — Исходные данные нам, так сказать, ясны. Что будем делать дальше?

Председатель колхоза поднял широченные плечи, как будто хотел сказать: «Если б я знал!», но сказал совсем другое:

— Я думаю, что начинать надо с приемного пункта, да побыстрее, сезону нашему остался без малого месяц.

Можно было (и это был, конечно, самый простой путь) сначала тщательно проверить документацию, квитанции, приходную книгу. Можно было побеседовать с приемщиком рыбы, с рыбаками из бригады Юргенса, с самим Юргенсом. Но простой путь не всегда лучший. Мы сразу отвергли его, и на это у нас были весьма серьезные основания.

Во-первых, не хотелось оскорблять подозрениями и расспросами, быть может, абсолютно честных людей, во-вторых, таким образом можно было насторожить и спугнуть истинных преступников и очень осложнить для себя дальнейшие поиски.