Но они у немцев не кончились. Подкрепления подтащили, не иначе.

— Здоровеньки булы, Серафим Иваныч, — только один шляхт вижу, только один человек может меня спасти. Подполковник Григорьев, командир 190 штурмового авиаполка.

— Приветствую, Иван Семёныч, — сквозь шорох и лёгкий треск, но вполне ясно слышится голос подполковника.

— Треба помощь, нас тут фрицы забижают. Закидали меня своими подарками. Покажи им кузькину мать.

— Сколько от линии?

— Вёрст десять-двенадцать.

— Нет, товарищ генерал. Извини, нечем. Всего пять штурмовиков осталось…

— И жирная добыча для них. Аж сто мишеней, не промахнёшься.

— Там мессеры пасутся. Всё равно никакой штурмовки не получится, только грызня с ними. Да ещё на той стороне…

На той стороне, это неприятно, это он прав. Сбитые лётчики уже не вернутся. Там немцев густо, сразу прижучат.

— Ладно, Иваныч, нет так нет, будь здоров.

Артналёт продолжается. Есть время пораскинуть мозгами. Бросаю стереотрубу, и с облегчением бросаю, зрелище неприятное.

— Что будем делать, товарищи краскомы? — остальные тоже бросают наблюдение, уходят за мной блиндаж и рассаживаются, кто где. На фронте столов с кумачовыми скатертями нет. Кто-то зажигает лампочку, запитанную от аккумулятора. Ввожу в курс дела, вдруг, кто чего-то не понял.

— Дивизионной и корпусной артиллерией достать позиции вражеских гаубиц не можем. От авиации они тоже прикрылись. И осталось её с гулькин нос. Так что выбить эту палку из рук немчуры нельзя. И если не ничего не придумаем, они так и будут выбивать из нас пыль.

— С батальоном что делать будем? Отводить? — переживает комдив-100 за своих.

— Не вставай впереди паровоза, Иван Никитич. Сохранить людей надо, но прежде всего — боевая задача. Кто атаку будет отбивать, если батальон отойдёт?

— Так заменим, Иван Семёныч…

Отмахиваюсь. Но не от мнения, а слова лишаю.

— Поступило предложение поставить на место батальона свежий. То есть, засунуть полнокровную часть в работающую немецкую мясорубку. На разбитые позиции. Товарищи, думайте лучше!

Подкинули нам задачку немецко-фашисткие оккупанты. Можно и отодвинуться на полкилометра, это немного. Но немного сегодня, немного завтра, через пару недель к Минску подойдут. К тому же на фронте сформируется «язык», который удлиняет линию обороны. Силы придётся растягивать, значит, концентрация войск снижается. Думай, казак, думай!

5 августа, вторник, время 10:05.

Примерно 5 км к западу от оз. Свирь.

Наводчик Знобин

Контратака за зипунами

Жалко Митьку убили. Смешно до колик за молодыми наблюдать, которые даже направление полёта мин определять не умеют и сразу паникуют. Хотя молодой молодому — рознь. Из учебных центров — парни хоть куда. Взять хотя бы меня.

Ковалёв и его коллега замедляются и съезжают с грунтовки. Навстречу едут грузовики с бойцами и прицеплёнными пушками, несколько лёгких танков, короче целая колонна.

— Куда это они? — слабым голосом спрашивает пулемётчик.

— Туда, — машет рукой сержант. — Молодец, Ковалёв.

Чего это он молодец? А, понял… тут же смех разбирает. Собрат Ковалёва по рычагам свернул на подветренную сторону и теперь их накрывает волна пыли. Не сильно обильная, но маленькая неприятность — тоже неприятность. Которая нас миновала благодаря предусмотрительности опытного Ковалёва.

— Расколотить танки противника это даже не полдела, это четверть дела, — если сержант помалкивает, то приходится мне. Хотя люблю я это дело.

— Видишь ли, мой раненый пулемётный и героический друг, — во, как заворачиваю, даже сержант косится с уважением, — немцы — народ рачительный и хозяйственный. Если разбитую технику оставить им, то они из четырёх разбитых танков вернут в строй три. А четвёртый отправят в переплавку. Сталь-то там ого-го!

Мой раненый друг слушает внимательно. Слушай, слушай! Как говорит наш не менее героический сержант, меня не переслушаешь. Натужно взрёвывает мотор, установка медленно заползает на дорогу. Подожду чуток, мотор ревёт с воистину железным хамством, хрен перекричишь.

— Поэтому разбить и сжечь немецкую технику мало. Надо её оприходовать. И что получается?

— Что? — баюкая раненую руку, находит силы для любопытства пулемётчик.

— Допустим, мы подбили двадцать танков. Но фактически немцы потеряют только пять. Маловато будет. А вот если мы эти танчики подберём, то рачительным фашистам не на чем будет проявлять свою хозяйственность. И снизить потери с двадцати танков до пяти не смогут.

— А-а-а, — понятливо тянет пулемётчик.

— Вот тебе и «а». Ты, Тимоха, думаешь, это всё? — судя по недоумевающим глазам, он так и думает. Ладно, лишь бы пулемётчик был хороший. Хотя никому не мешает быть сообразительным.

— И пусть, Тимоша, мы не такие хозяйственные, как умелые фашисты…

На мои слова сержант почему-то ржёт, к нему присоединяются остальные. В том числе и я. Но мужественно продолжаю свои речи через три минуты. Тем временем мы сворачиваем в лесок. Знаю я это место, скоро наша база будет. И на душе становится спокойнее. В лесу нас сверху видно плохо, а база под масксетью.

— Пусть мы не такие умелые, но благодаря некоторым, особенно мне, — тычу пальцем в свою мужественную грудь, — наши тоже восстановят пятнадцать танков из двадцати…

— А почему тебе?

— А потому что я стрелял только по башням, — старался по-крайней мере, — моторы старался не задевать. Так что часть танков своим ходом отгонят. Потом башенку залатают и готово дело. И что получается?

Подходим к финалу. Торжественному.

— А получается, мой пулемётный друг Тимофей, замечательная вещь. Оставь мы эти танки немцам, то их урон был бы всего пять штук…

— Зато теперь двадцать, — доходит до Тимофея простейший расклад.

— Нет, мой героический друг, не двадцать. Потому что теперь мы восстановим пятнадцать танков, и разница увеличится до тридцати пяти…

О том, что заслуга умножения немецких потерь уже не наша, умалчиваю. О том, что обработка местности 120-миллиметровыми миномётами это артподготовка для контратаки, тоже. Меня осеняет ещё одна идея, вытеснившая всё остальное.

— Сержант! Упроси начальство! Я видел там симпатичный броневичок, вот бы нам его, а? Поставим спаренный пулемёт, и будет у нас ещё одна боевая единица?

— Не учи учёных, — лениво заканчивает разговор сержант. Мы подъезжаем. Начинаются хлопоты с уводом Тимофея, который машет нам на прощание здоровой рукой. И грустные, надо хоронить заряжающего.

15 августа, пятница, время 10:45.

Минск, штаб Западного фронта.

Генерал Павлов

— Таким образом, мы отбили попытку прорыва Гудериана в этом месте, — Анисимов показывает место на карте (примерно 5 км к западу от оз. Свирь), — но как выяснилось в дальнейшем, это было либо вспомогательным, либо отвлекающим манёвром. А той же ночью в пяти километрах западнее немецкие диверсанты сумели бесшумно уничтожить передовые посты одной из рот 108-ой дивизии…

— Методички для Устава караульной службы обновили этим случаем? — спрашиваю вроде Анисимова, а смотрю на Климовских. Начштаба кивает.

— К сожалению, также