Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Госпожа Кац? – бас одного из адвокатов Эмиля заставил меня сесть, невзирая на боль. – К сожалению, вашему мужу предъявили обвинения в убийстве.
– В убийстве? – задрожал голос. – То, что он защищался, ничего не значит?
– Свидетели говорят, он стрелял без предупреждения. Оружия не нашли, его нет в материалах дела.
В голове зашумело. Я своими глазами видела пистолет и попытку прицелиться Эмилю в спину… Куда же он делся? Вернее, кто помог ему «деться»?
– Его подставили, – я чуть не выронила телефон. – Нужно их вытаскивать…
– Мы пытаемся.
– Эмиля убьют в тюрьме! – закричала я, живот прихватило вновь и сильно. Я не справлюсь с этой бандой одна, да еще беременная. – Что будет с Антоном?
– Арест за сопротивление…
– Бред! Я видела своими глазами, сопротивления не было.
– Незаконное ношение оружия, – перечислял он. – При нем нашли наркотики, кто-то всерьез пытается их закрыть. Госпожа Кац, хозяин просил передать, уезжайте за границу и забудьте о нем.
Конечно... Что еще он мог передать.
– Больше ничего не сказал? – сквозь слезы спросила я.
– Нет.
Я долго молчала, давя плач в голосе.
– Добейтесь нам встречи, – попросила я, когда убедилась, что смогу произнести это ровно, и отключила телефон.
Его убьют в тюрьме.
А менты закроют на это глаза, как на исчезнувшее оружие.
Адвокаты бессильны, Эмиль понимает это и, скорее всего, кому-нибудь приплатит, чтобы меня силой запихали в самолет. Я сидела в сиреневых простынях, раскачиваясь. Перебирала на животе пальцами. Еще утром все было хорошо, я думала о ребенке. Правильно говорят: от тюрьмы не зарекайся. Империя Эмиля рухнет, как песочный замок. Был бы Антон, но из игры выключили обоих, понимая, что он заменит моего мужа во главе группировки. Я не разберусь с его делами. Я вообще не умею поступать правильно. Пока они в тюрьме, у Бестужева развязаны руки.
Я должна вытащить мужа.
Стало совсем невмоготу. Живот сильно прихватывало, поморщившись, я выбралась из постели и набросила халат. Надеюсь, это нервы и ничего больше.
– Сволочь, – простонала я, добрела до ванной и умылась.
Пытаясь дышать глубоко и ровно, словно в родах, я смотрела на отражение, хотя мне хотелось бить эти зеркала, крушить в осколки, чтобы выплеснуть чувства, сводящие с ума по мужу, стоило представить, как его убивают там, запертого в камере и беспомощного.
Боль была сильнее меня, сильнее самоконтроля. Душа попала в черный шторм. Но теперь я не имела на это права – в животе рос ребенок, а мои чувства убивали нас обоих.
Взгляд зацепился за черный бриллиант в кольце. Я прижалась к камню губами, как пьяная, с трудом добрела до кабинета и опустилась в кресло. Эти стены помнили Эмиля и давали прикоснуться к нему в последний раз. Здесь сохранилось незримое присутствие мужа. Вещи на столе лежали, как будто он дома: открытый ноутбук, ежедневник, рядом паркер с золотым пером.
Разлука и страх меня уничтожали. Я больше не могла бороться с разрушительными чувствами, не было такой силы, чтобы обуздать цунами в душе.
Я всерьез начала бояться выкидыша. Разрыдалась, обнимая живот, сдавленный огненным кольцом. Дыхание не помогало – не получалось расслабиться. Некому было звонить, просить о помощи – у меня никого нет. Тогда я взяла тяжелый паркер.
«Эмиль, любовь моя, мое сердце, я за тобой в ад…»
Я писала, пока бессвязная речь не обрела форму и смысл. Писала, пока не заболела рука, а живот не стал мягким. Писала о чувствах к мужу, избавляясь от своего ада, пока голова не стала пустой. Я никогда этого не прочту. Чистые чувства, чистые эмоции всегда читать страшно. Это как болезнь: заново обретаешь боль, которую только что выплюнула, как кровавый сгусток.
Ежедневник я забрала в спальню.
«Эмиль…» – перед сном продолжила я и не могла остановиться несколько часов. Лежала в постели, включив ночник и писала, думая о нем, о малыше и о том, что нас ждет. В окно лупил дождь, а я писала – душе, излучающей боль, хотелось исцеления. Ради себя, нашего сына. Что бы ни произошло дальше, я поняла, что выживу, пока могу рассказывать о чувствах к Эмилю.
Глава 13
– Ох, мне так жаль, дорогая! – в голосе Жанны звучала неподдельная боль. – Как ты там, держишься? Как маленький?
Я удобнее перехватила трубку. Звонок разбудил – накануне я долго писала и поздно легла. Но Жанна бесила меня не поэтому: эти тоска, скорбь в голосе – так сердце болит не за случайную подругу. Ей очень нравился Эмиль. За него она переживает.
– Все хорошо, – скованно ответила я.
– Поддержка нужна? Давай встретимся?
– Не беспокойся.
Почти неделю я не выходила из дома. Боялась захвата, снайперской пули и не знала, кому доверять. Но точно не ей.
– Рома хочет с тобой поговорить, – вдруг сказала она.
Моя рука дрогнула, хотя я собралась отключиться. Она передала трубку мужу.
– Дина? – Воронцов говорил развязно, без малейшей любезности.
Эмиль в тюрьме – со мной больше не нужно считаться. От слов веяло могильным холодом, а я уже усвоила, как эти псы рвут женщин, оставшихся без защиты.
– Что вы хотели? – пролепетала я.
– Товар, – заявил он. – Который забрал твой муж. До того, как этот идиот поедет топтать зону, я хочу получить его обратно. Не буду тебя пугать, ты в положении. Скажи, где груз и живи, таскай мужу передачки.
Он про оружие, которое отжал Эмиль. Вот, что им нужно. Воронцов не знает, где его спрятали. Никто не знает, кроме Антона и Эмиля, иначе бы у меня не спрашивали.
Проблема в том, что и я тоже.
– Я ничего не знаю про ваш товар.
– Так спроси у него, – предложил Воронцов. – Резонно? Или сама вспомни. Он все с Антоном обсуждает, а ты любишь подслушивать, да?
Заметил, что я стояла под дверью, когда они с Антоном прессовали его на вечеринке. Вернее, догадался.
– Я не могу добиться свидания. Это сложно…
– Дам тебе три дня, красавица. Подумай о ребенке. Твой муж полез не в свое дело. Видишь, что бывает с теми, кто считает себя неуязвимым.
Он первым бросил трубку.
Я выбралась из постели и ежась, направилась
