в ванную. В собственном доме шла, не чувствуя себя в безопасности.

Последние дни я провела, как на иголках. Эмиля перевели в СИЗО, адвокат сказал, что им создают препоны. «Господин Кац кому-то сильно мешает», – предупредил он. Свидания он пока не добился, а в последние два дня вообще пропал. Все это время я пряталась от мира и заполняла страницы ежедневника. Уезжать отказалась – не смогла бросить мужа. Я должна вытащить Эмиля, только не знала как. Надеялась, что все образуется. Знаете, этот мерзкий голос ложной надежды, шепчущий: "Все будет хорошо, все наладится…" Веришь, пока не становится хуже и хуже, только тогда смиряешься с неизбежным.

Я умылась, расчесала длинные волосы, обратив внимание, каким худым и бледным стало лицо, и вернулась на кухню. Ее уже напекло солнцем. Мысли были нерадостными: я не видела выхода. Остановилась у окна с чашкой чая из ромашки и мяты, и вдруг ощутила толчок в животе.

От неожиданности я рассмеялась и накрыла пупок ладонью.

– Что это? – пролепетала я. – Ты чего дерешься, малыш?

Как жаль, что Эмиля нет рядом!

Я долго прислушивалась, надеясь на второй толчок, но было тихо. Моя пятнадцатая неделя… Наш сын толкнулся в первый раз. Незамысловатое движение наполнило меня радостью и странной уверенностью в завтрашнем дне.

Я знала, что мне будут угрожать. Вряд ли тронут – Воронцову нужен товар, да и достать меня непросто, но будут давить, чтобы выбить товар, деньги или недвижимость. Все, что можно отнять у беспомощной жены криминального авторитета. Рано или поздно мне придется выйти из дома. Приближалась двадцатая неделя, а вместе с ней визит к врачу. А рожать мне как?

В кабинете Эмиля я вновь села за стол.

Кресло и раскрытый ежедневник возвращали внутреннее равновесие. Я уже сроднилась с этим местом. Нередко здесь писала, ощущая теплую столешницу под рукой. Если включить настольную лампу, будет уютно и спокойно, словно Эмиль дома. Это придавало сил.

Я с сожалением смотрела на чистую страницу и мысленно соглашалась с Воронцовым. Эмиль полез не в свое дело. Это не его жизнь.

Да, он любит деньги, удовольствия, всегда жил на широкую ногу. Тяга к роскоши привела его в криминал. Но он не из этой среды. У него острый ум, предприимчивость, отличное образование. Он всегда был финансистом, но обстоятельства вынудили его взять в руки оружие. По натуре Эмиль бизнесмен, а не преступник. Может быть поэтому он так и не сумел ужиться с ними, остался человеком.

Телефонный звонок оборвал грустные мысли.

– Алло? – я задумчиво постучала паркером по странице.

– Это адвокат.

Наконец-то!

– Вы договорились о свидании?

– К сожалению, его перевели в карцер за драку с другим заключенным.

– Господи, – выдохнула я. – С ним все в порядке?

– Да, но свидания теперь невозможны. Я предлагал варианты, однако их не услышали.

Я догадалась, что под «вариантами» подразумевались деньги. Адвокат пытался дать взятку. Кто-то нам серьезный мешает, но и убить Эмиля не могут – дело громкое. В новостях крутили кадры с набережной: уважаемый человек пристрелил парнишку, то ли по ошибке, то ли зарвался от безнаказанности. Так это представили.

– Его избили?

– Нет, госпожа Кац. Это он избил заключенного.

Адвокат изо всех сил давил злость. Эмиль сорвался. Я его знаю, он бывает бешеным.

– Делайте все, ищите выходы на нужных людей, предлагайте деньги, но переведите его оттуда, – попросила я. – Вы можете выяснить, кто чинит нам препятствия?

– Будем работать, – попрощался адвокат.

Спустя две недели срок пребывания в карцере продлили. Нам выкручивали руки. Я не знала, кто это был. Мерила шагами квартиру в домашнем заточении и думала, пытаясь разобраться.

Маленькому Эмилю стукнуло девятнадцать недель и он вовсю резвился в животе, а его отец все еще оставался в тюрьме. Бестужев грезил о кровной мести за своего сына. Мог он упечь Эмиля, если руки коротки с ним расправиться? Мне некого об этом расспросить. Андрей знал их семью, но как с ним связаться? Брат Эмиля, который на Бестужева работал, исчез, когда его отпустили.

Возможно, это сделал Воронцов. С ним после того звонка я не разговаривала.

Прятаться дома было невмоготу, но другого варианта не было. Надеюсь, постоянный страх и заточение не отразятся на ребенке. Вдали от мужа я бы волновалась сильнее. Пока я ждала новостей от Эмиля, его группировка медленно погибала. Оставшись без вожака, они стали мишенями. Каждую ночь кто-то умирал. Со мной остались несколько охранников и адвокаты, остальных добивали по одному.

Из уважения к Антону я попросила спрятать его девушку. Не хочу смотреть ему в глаза, если с ней случится то же, что со мной. Это все, чем я могла помочь.

В девятнадцать с половиной недель я выбралась к врачу.

Со мной были водитель и охранник. Настроение паршивое, откинувшись в кресле, я тяжело смотрела на проплывающие виды, пальцем касаясь кольца. И вдруг осознала, что смотрю в окно с такими же презрением и усталостью, как Эмиль.

Одна. Одиночество – это вакуум. Раньше я чувствовала его иначе. Оказалось, когда рядом никого нет, ты попадаешь в пустоту без мыслей и слов.

Джип притормозил рядом с больницей, охранник выбрался наружу. Я выждала и направилась следом, но не успела войти в стеклянные двери. Навстречу вышли трое. Высоких парней в кожаных куртках я не знала, но смотрели они на меня, словно стая шакалов.

Водитель за рулем, а они совсем рядом. Мне ведь немного надо. Хватит и одного удара. Я прикрылась, пытаясь спрятать выступающий, но еще незаметный под свободным платьем живот, и попятилась к машине.

– Попалась, сучка! Тебе просили передать, – он наматывал на кулак эластичный бинт, словно боялся оставить следы или запачкаться моей кровью.

Глава 14

Передать.

Как письмо или открытку, но это предупреждение другого плана. Отступая, я спиной налетела на джип, краем глаза заметив, что водитель остервенело рвет дверь, пытаясь выбраться, прикрыть. Из дверей выбежал охранник и бросился к нам. Рубашка на груди была в крови.

Оба не успевали, а мне больше некуда отступать. Открытой спиной я прижалась к раскаленному июльским солнцем борту. Крест-накрест закрыла живот руками и присела, пряча самое драгоценное – своего ребенка.

«Только бы в лицо!» – успела подумать я. Кулак со всей силы впечатался в борт джипа рядом с моей головой, проминая кузов с громким треском.

– Поняла, сука? – наклонившись, прошипел