– Они думают: я в курсе, зачем ты приехал в Москву. А я понятия не имею зачем!

– Я тоже, – спокойно ответил Константин.

– Из-за нее, – подсказала я.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, – в его голосе сквозило отчаянье. – Такие люди, как Мария… От них сложно уйти. И я… В общем, я пришел попрощаться. – Константин обвел взглядом пруд. – С этим местом. И с тобой, наверное… – Он сделал глоток пива и тихо добавил: – Мне нужно уехать из Москвы, а лучше из России. Зря я вернулся.

На меня словно вылили ведро воды. Константин убрал сигарету в карман, отвернулся и, чуть сутулясь, пошел по мосту, размахивая бутылкой. Вот так просто? Он приехал, перевернул мою жизнь и собирался исчезнуть? Я вздрогнула, ощутив пустоту. И страх. Как мне быть? Куда двигаться? От паники сдавило легкие. Едва знакомый человек стал ближе и понятнее подруг, и то, что я могу потерять его… потерять шанс на свободу…

– Подожди!

Константин обернулся.

– Подожди, – повторила я, догнав его. – Послушай…

– Не надо меня останавливать, – он ледяным тоном оборвал мою речь и вновь сделал глоток из бутылки. – Соболезную насчет работы.

– Нет, я…

– Плевать мне, что «ты»! – выкрикнул Коэн, отшатнувшись. А я и не заметила, что подошла так близко. – Может, я поведу себя как мальчишка с уязвленной гордостью, но я не хочу слушать тебя! Оставь меня в покое! Ради чего, позволь узнать, мне оставаться? Чтобы акулы из «Пейнт» донимали меня? Или другие компании? Или мне вернуться на чертов Арбат и рисовать котиков до старости? В Москве у меня нет будущего.

Но я была настроена решительно. Я приняла эмоциональность и вспыльчивость Константина. Он, истинный творческий человек, все чувствовал острее, принимал близко к сердцу. И я видела в его глазах: сквозь злость и отчаянье пробивалась просьба о помощи. Костя нуждался во мне не меньше, чем я в нем. Мы были нужны друг другу – две песчинки из разных миров. Мы запутались, боялись довериться своим желаниям, но, возможно, доверимся друг другу.

– У меня тоже нет будущего в Москве, – тихо ответила я, пытаясь поймать его руки. – Но если мы… если ты… Ты очень талантлив.

– Да? – он подавился воздухом, закашлялся и запустил пальцы в светлые волосы. Взъерошил волнистые пряди и гневно продолжил: – Знаешь, сколько раз мне говорили о таланте? Она говорила. Ты даже представить не можешь, сколько! Я проклят. Проклят, понимаешь? Этот талант… контракт… Я продал душу дьяволу.

– Они не достанут тебя, если ты не позволишь. Мария не тронет тебя.

Секунду Константин молчал, недоверчиво щурясь.

– Да, – выдавил он, глотнув пива. – Ты права. Я не позволю.

Взгляд Константина опустился на мои губы: он долго смотрел на них, а я смотрела на него. Мы молчали. Время замерло. Только наше дыхание и журчание воды нарушало тишину в безлюдном парке.

– Хочешь… поцеловать меня? – слова вылетели изо рта быстрее, чем я успела прикусить язык. Но я не жалела. Я ни о чем не жалела, что касалось Кости Коэна. Вероятно, это первый шаг к свободе.

Константин усмехнулся и подошел ближе, отчего я собиралась по привычке отстраниться, но не смогла. Не захотела. Один уголок губ художника приподнялся, образуя кривоватую улыбку.

– Черт возьми, да!

Я не успела ответить или смутиться. Костя наклонился ко мне, и я почувствовала его губы на своих. Осторожно, будто пробуя на вкус, он целовал меня, окутывая ароматом терпкого одеколона, сигарет и пива. Рука мужчины обвила мою талию, и расстояние между нами сократилось. Было сладко, волшебно, приятно. Голова кружилась. Я не заметила, как стала углублять поцелуй, положив руки Коэну на шею и запустив пальцы в золотистые локоны его волос.

Из осторожного и наполненного нежностью, поцелуй стал превращаться во что-то страстное.

Бутылка выпала из пальцев Кости и разбилась о мост, но художник проигнорировал звон стекла. Свободную теперь руку он запустил в мои волосы, прижимаясь сильнее. Сейчас передо мной не вспыльчивый парень, каким Константин казался из-за своего поведения, а взрослый мужчина – он знает, чего хочет. Если он в самом деле покончил с компанией «Пейнт», то добился свободы, а значит, добудет свободу для меня.

Костя оторвался от моих губ и довольно улыбнулся. По моему телу прошла дрожь. А дело ли только в поисках свободы?..

– Что касается твоей работы… – Он подвел нас к краю моста. Опершись ладонями о перила с двух сторон от меня, Константин положил подбородок мне на плечо, и я почувствовала у своего уха его горячий шепот: – Пошли они.

Я закусила губу, с трудом подавив стон. В голову без спроса лезли пошлые мысли. Костя стоял так близко, и я могла чувствовать спиной его горячую грудь… и не только грудь. Эта близость будоражила все внутри и, как ни странно, вовсе не пугала.

– Нахер их всех, – вновь прошептал Константин.

Я усмехнулась. Он привык жить здесь и сейчас, не задумываясь о будущем. Мне же необходим план и уверенность в завтрашнем дне.

– Я серьезно, – Константин отстранился и развернул меня к себе. Смотрел строго, но в зеленых глазах плясали чертята. – Я их послал и счастлив.

– Ты врешь, – пробормотала я.

– Нет. Эдуарда я послал в пятницу, сегодня днем – разобрался с Марией. А сейчас – мысленно послал их обоих. – Он запустил руку в карман пальто, а вторую оставил на моей талии. – Не против, если я закурю?

Я покачала головой.

– Так вот, – прикурив, Константин протянул сигарету мне. Я сделала затяжку. А он прав – в дешевых сигаретах есть особое очарование. Главное, не курить часто. – Давай, Яна, пошли их. Это и будет твой первый шаг к свободе.

Как он догадался, что мне нужна свобода? Наверное, желание изменить унылую жизнь отразилось у меня на лице. В любом случае его слова подействовали, как призыв к действию.

– Хорошо, – кивнула я и тихо пробормотала: – К черту.

– Громче! – Константин разомкнул руки и, отобрав у меня сигарету, рассмеялся. Его глаза загорелись. – Пусть весь мир знает: Яна Воронцова посылает свое прошлое, свои переживания, своих дебильных работодателей к черту!

Он успел напиться?

– К черту! – крикнул Константин, словно помогая мне решиться. – «Сейчас или никогда! Я не собираюсь быть просто лицом в толпе. Ты услышишь мой голос, когда я громко прокричу!»5 – Он снова пел: сипло и фальшиво.

Наверное, мне передалось его дурашливое поведение, но и я закричала, перегибаясь через перила:

– К черту! К черту! – мой крик эхом разлетелся по чаще парка.

– Всех! Пошли они! – подхватил Константин.

Он легко переключался из страстного и нежного мужчины в эмоционального и независимого мальчишку. Я восхищалась Константином Коэном: в любом образе – искренность.