Дронго и Вейдеманис охотно подчинились, оставили обувь у дверей. Они уселись на небольшой диван на кухне, когда появилась Людмила.

– Морса хотите? – спросила она.

– Давайте, – согласился Дронго. Есть такие женщины, с которыми бывает легко и приятно.

Она налила морса в два стакана и поставила перед гостями. Уселась напротив.

– Задавайте ваши вопросы, только быстро, – попросила Людмила, – пока не приехала моя сестра со своими мужчинами. Вы, наверно, прибыли из-за налоговой проверки на нашем складе?

– Нет, – ответил Дронго, – о каком складе вы говорите?

– Где я работаю, – в свою очередь, удивилась Людмила, – на складе нашего торгового центра. Разве вы приехали не из-за этого? У меня сегодня выходной, но завтра я уже выйду на работу.

– Вы работаете на складе торгового комплекса? – спросил Дронго.

– Да. Уже полтора года. А почему тогда вы пришли? Я думала, из-за этой проверки. Мы должны получить акт через три дня, и мне сказали, что у нас все в порядке. Поэтому я так удивилась, когда вы сказали, что приедете ко мне. И испугалась за мужа.

– Мы приехали не поэтому, – признался Дронго, – мы проводим расследование в институте, где вы раньше работали.

– У нас не было ничего ценного, – улыбнулась Людмила, – если не считать другой половины здания, где располагается фирма «Феникс», которая поставляет детское питание всему городу. Подождите, – улыбка начала сползать с ее лица, – вы сказали, что вы эксперты по расследованию тяжких преступлений. Что случилось в нашем институте?

– Пока мы не уверены. Но мы проверяем смерть одного человека.

– Кого? – выдохнула Людмила.

– Николая Тихоновича Долгоносова. – Дронго произнес его имя, глядя Дичаровой в глаза.

У нее дрогнуло лицо. Она открыла рот, поднесла руку ко рту. Испуганно посмотрела на обоих мужчин.

– Его убили? – спросила она.

– Пока мы не знаем, – ответил Дронго, – но он умер. Неожиданно и скоропостижно. В своем кабинете. От обширного инфаркта.

– От чего? – не поверила она.

– Официально – от обширного инфаркта, – пояснил Дронго.

– Нет. Нет. Этого не может быть. – В глазах Дичаровой появились слезы.

Дронго понял, что она может разрыдаться. Он быстро налил в стакан воды и протянул его женщине.

– Выпейте. Выпейте и успокойтесь.

– Этого не может быть. – Ее зубы ударялись об стакан. В любую секунду она могла впасть в истерику.

– Успокойтесь, – попросил Дронго. – Он умер у себя в кабинете. Почувствовал себя плохо ближе к вечеру и попросил принести ему валидол. Когда секретарь принесла лекарство, он был уже без сознания.

Женщина залпом выпила воду. Немного успокоилась. Было заметно, что это сообщение на нее сильно подействовало.

– Я понимаю, как вам тяжело, – произнес Дронго, – но мы приехали к вам за помощью.

– Чем я могу вам помочь? – жалобно спросила она. – Я не думала… не могла даже представить…

– Вы работали с ним, до того как там появилась новый секретарь? – спросил Дронго, чтобы отвлечь ее своими вопросами.

– Да, я работала с ним, – кивнула Людмила.

– И именно тогда он женился, – напомнил Дронго.

– При чем тут его супруга? – не поняла Дичарова. – Или вы считаете, что это она довела его до такого состояния?

– Мы пока ничего не считаем, – сказал Дронго, – давайте по порядку. Именно при вас он встречался с Далвидой Марковной, и именно во время вашей службы состоялась их свадьба. Все правильно?

– Да.

– И вы знали, что они встречаются?

– Весь институт знал об этом.

– И ее муж тоже?

– Думаю, догадывался. Во всяком случае, руководитель их лаборатории профессор Соколовский должен был ему об этом сказать.

– Почему вы так думаете?

– Он все время завидовал Долгоносову. Тот ведь начинал в его лаборатории. И выдвинулся, став сначала заведующим другой лабораторией, потом заместителем директора и директором. Можете себе представить, как это нервировало Григория Антоновича! Он у нас такой известный моралист, и ему не нравились романы Долгоносова. Так что, скорее всего, он сообщил мужу Далвиды о ее связях с директором института.

– И как реагировал сам Моркунас?

– Не знаю. Внешне он был спокоен, но я понимала, что он переживает.

– Где они познакомились?

– Во время приема канадцев. Калестинас пришел со своей супругой, и кто-то из гостей стал делать ей комплименты. А она, оказывается, хорошо владела французским. Начала откровенно флиртовать с этим канадцем. И это очень не понравилось Николаю Тихоновичу. Он тогда обратил на нее внимание. Я думаю, что она нарочно флиртовала с канадцем, чтобы привлечь внимание самого Долгоносова.

– Удалось?

– Конечно. Она смогла заинтересовать его. Было заметно, как он на нее смотрит. Потом он пригласил их на другой прием, куда Калестинаса обычно не приглашали. А позже позвал обоих на свою загородную дачу. Обычно он так никогда не делал.

– Обычно он встречался с женщинами в номерах в гостиницах, – кивнул Дронго, – хотя напротив института у него была своя однокомнатная квартира, специально купленная для подобных встреч.

– Откуда вы знаете? – вспыхнула женщина. – Кто вам рассказал? Скажите правду. Неужели он приводил туда эту корову Офелию?

– Если я знаю об этом, значит, мне кто-то сказал. Как вы понимаете, меня он туда не приглашал, – пошутил Дронго.

Но в таком состоянии Дичарова не могла оценить его юмор.

– Как он мог, – процедила она сквозь зубы, – приглашать туда эту корову? Как он мог так опуститься?

– Вы тоже там были, – понял Дронго.

– Если знаю, значит, была, – сквозь зубы процедила женщина.

– Вы с ним встречались даже после его женитьбы?

– В первые три месяца нет. Потом опять начались отношения, – вздохнула Людмила, – он был интересным человеком. И очень деликатно относился к женщинам. Умел нравиться.

– И вы знали, что он встречается с Далвидой Марковной, но все равно продолжали с ним видеться? Я имею в виду до его женитьбы?

– Не нужно называть ее по имени-отчеству, – нахмурилась Людмила. – Она была младше меня на четыре года. Конечно, я знала, что она с ним встречается, и понимала, что у них все серьезно. Понимаете, он никогда и никого не приглашал в свою большую городскую квартиру или на дачу. И тем более не разрешал никому там оставаться. А ей разрешал. Я еще тогда поняла, что у них совсем другие отношения. С нами ему было просто хорошо, а она ему нравилась. Может, это была любовь. Все-таки между ними было более двадцати лет разницы.