- Сегодня мне пришлось лицезреть Торпович. Не сказал бы, что испытал удовольствие от встречи, и, в связи с чем, всплывает совершенно резонное. Что она делает в городе и когда ты уберёшь её отсюда?

- Стас, тут такое дело, - мнётся, и я явственно представляю, как он в это время оттягивает волосы, пытаясь выдрать их с корнями. – Анжелка спуталась с авторитетом, прибывшим в Москву для деловых переговоров, так что временно она неприступна для меня. Но ты не переживай. Её ёбарь в любом случае вернётся обратно и грелку заберёт с собой, если не найдёт что-нибудь получше.

- Когда?

- Ну, как закончит дела, - совсем теряется Веня. – Стас, дай мне время. Я всё разрулю.

- Разруливай, Вень. Сам знаешь, как легко потерять деловую репутацию и доверие.

   После разговора беру блокнот с ручкой и пытаюсь сочинить оправдательную речь, подобрать правильные слова, найти причины и объяснения своей работе, сгладить разочарование и последствия нашей встречи. Лист за листом белыми комками валятся на пол, скрывая в заломах бумаги бред, сочинённый расслабленным мозгом. Чем сильнее серое вещество расслабляется, тем бредовее выползают чернильные строчки из-под стержня.

   Как можно красиво объяснить обычную проституцию, хоть и с психологическим уклоном? А нужно ли вообще объяснять? Может пустить всё по течению и надеяться на судьбу? Вдруг она обережёт Таисию от ненужных знаний?

   Звёздная не выходит на связь четыре дня, пропустив рабочий день, сославшись на недомогание. Мои смс висят прочтёнными, но неудостоившимися ответом. Все эти дни я не живу, волоча жалкое, никчёмное существование, лишённое малейшей радости и удовлетворения прошедшим днём. Парни обрывают телефон, пытаясь вытащить меня из сгущающегося мрака, но я их сбрасываю, отказываясь общаться.

   Вечером четвёртых суток тишину тёмной квартиры прорывает трель дверного звонка. Не реагирую, продолжаю сидеть, поглаживая пузатый бок толстостенного стакана, сроднившегося со мной за эти дни.

- Строгач, открывай! – звонок перемежается с грохотом ударов, прицельно бьющих по металлическому полотну. Хорошая, крепкая дверь, не смотря на убожество съёмной квартиры. – Мы не уйдём, пока не поговорим!

   Парни вваливаются в мизерный коридор, гремя бутылками и шурша пакетами с закуской. Они, явно, пришли поднимать мне воинственный дух, если найдут, потому что я его не наблюдаю с момента ухода мышки, и её слов: «Стас, мне надо побыть одной. Не звони, пожалуйста».

- Строгач, ты охренел? Не дозвониться, не достучаться, - наезжает Эд, проталкивая меня в кухню два на два. Всё место занимаем мы с Эдом и две сумки, поставленные на стол. Для Пахи не остаётся даже пяточка, куда можно приткнуть подошвы.

- Давайте-ка в комнату, здесь не развернуться, - выдаёт умную мысль Павел, разворачиваясь и шагая в единственную спальню, сохранившую следы ночевавшей давно-давно Таисии. – Вот это бардак. Совсем ты грязью зарос, Строгач. Ладно, сначала лечение, беседа, потом уборка.

- Давай, страдалец, рассказывай, - разваливается на диване Эдик, забрасывая руки за голову.

- Помните Анжелку Торпович? Встретил я её тут в ночном клубе, вместе с Таисией.

- И? – сбрасывает с кресла вещи Паша, устраиваясь поудобнее.

- Эта сука поведала Звёздной о моём блядстве, описав нашу работу как соревнование на количество оттраханных девиц.

- И? – зеркалит Эд Павла.

- Таисия бросила меня, не отвечает на звонки и сообщения, не выходит на работу, никак не даёт о себе знать.

- И? – повторяется Трошин.

- Что и?! Подыхаю я! Сердце рвёт на части! Просыпаюсь, и болит вот здесь, - бью себя кулаком в грудь, указывая концентрацию боли.

   Неделя тишины заканчивается встречей на работе. Таисия старается не смотреть на меня, излишне долго перебирает бумаги и внепланово начинает обзвон пенсионеров. Все мои попытки привлечь её внимание рассыпаются прахом.

- Тая, нам надо поговорить, - подлавливаю паузу между звонками и сажусь на корточки рядом. – Я не могу изменить своё прошлое, но в моём настоящем только ты.

- Мне некогда, Стас. Много работы, - холодно произносит она, даже не посмотрев в мою сторону, но еле заметная дрожь в голосе даёт мне шанс продолжать настаивать.

- Я не жил все эти дни, Таисия, медленно умирал, - давлю на жалость, утыкаясь лбом ей в бедро.

- Мы разные, Стас. Я всю жизнь избегала душевной боли, стараясь меньше общаться, не привлекать к себе внимание, а ты слишком активный, действуешь как магнит, притягивая к себе женщин. С твоим прошлым эта встреча, скорее всего, не последняя, и каждый раз мне будет больно, мои комплексы будут расти так же, как моё доверие к тебе начнёт таять. Я не готова разрушать свою душу, следуя за тобой. Лучше малая боль сейчас, чем растерзанное сердце потом.

- Тай, да это хорошо, что мы разные, - взвываю. – Противоположности притягиваются, врастают в друг друга, цементируются. Ну что мне пообещать тебе, чтобы ты перестала сомневаться в нас? Моё прошлое умерло в тот день, как я увидел тебя. Поверь, я никому не позволю обидеть тебя, никого не подпущу, никому не позволю разрушить нас. Дай мне ещё один шанс. Дай мне возможность быть с тобой.

   Тоненькие пальчики несмело касаются головы, зарываются в волосы, гладят короткими мазками, боясь довериться и перешагнуть пропасть, разверзшуюся между нами. Надо только немного подтолкнуть, протянуть руку, дёрнуть на себя, вдавить и больше не отпускать.

   Лихорадочно целую бедро через плотную ткань брюк, перехожу на запястья, поднимаюсь вверх, до локтей, а затем сдёргиваю со стула и выпрямляюсь, протаскивая безвольное тело по себе. Мягкие, сладкие губы, смоченные солью от слёз, такие родные, такие желанные.

- Мыша… прости меня… любимая… никогда… просто верь…

   Перемежаю поцелуи несвязным бредом и всё сильнее прижимаю её к себе. Кажется, чуть больше сожму, и затрещат рёбра, но ничего не могу с собой сделать. Руки сами вдавливают, тело само льнёт, а в голове сплошной туман, пульсирующий порочными сгустками. Сдерживаюсь из последних сил, чтобы не разложить на рабочем столе и не закрепить примирение прямо здесь. Таисия вряд ли оценит мой запал и голод.

- Стас, не надо здесь, - задыхается, пытается оттолкнуть, но только дёргает на себя футболку, совершая совсем противоречивые действия. – Кто-нибудь войдёт. Остановись.

   Прилагаю максимум усилий, чтобы оторваться от неё и перестать жадно ощупывать. С усилием впечатываюсь лбом в её лоб и рвано дышу, стараясь успокоиться.

- Обещай, что поедем ко мне, - режу густой, наэлектризованный воздух. – Обещай, что останешься на ночь.

   Звёздная кивает, и только после этого отпускаю её на свободу, отталкиваясь и делая несколько шагов назад. Усиленно бросаюсь на работу, таская, словно заводной, коробки, пакеты, папки. Передвигаю стеллажи, собираю новые, заполняю их документами, лишь бы занять время, тянущееся как резина, еле-еле отсчитывая часы до конца рабочего дня.