— Спуститесь за почтой на девятый этаж, Аня, — пропустив приветствие мимо ушей, кивнул секретарю он. — Нам должны были прислать письма из банка.

— Да, Михаил Викторович.

— Лиза, бросайте мусорить в приемной. Лучше сделайте мне чай, — глядя на ворох обрезков бумаги на столе, поморщился он.

Анна выскочила за дверь. Лиза грациозно поднялась со своего места и одернула платье. Королева, мать ее. Под его тяжелым взглядом медленно смела мусор в ведро и подошла к чайнику.

Воровский не удержался. Едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на нее прямо в приемной, настиг ее сзади.

— Почему я не получил отчет, Лиза? — вжимая девушку в стол, хрипло выдохнул совсем рядом он.

— Какой…отчет? — с гулко бьющимся сердцем от его внезапной атаки близостью зависла она.

— Не стройте из себя невинную овечку. Мне не прислали отчет о том, какое на вас белье, — вжимая ее в стол еще сильнее, он опалил горячим дыханием нежную шею.

Она обернулась. В светло-зеленых глазах против воли мелькнуло желание. Дрожь в теле. Лиза в игре. Волнительное сглатывание – да, она определенно в игре.

— Я люблю, когда мои подчиненные выполняют обещания, Лиза, — его губы едва касаются ее шеи, дыхание обжигает, и она, опустив голову, прикрывает глаза от наслаждения.

— Вы получите свой отчет через десять минут. — Голос срывается, выдавая ее.

Ослабив  хватку, Воровский отступил. Вожделение захватило его без остатка, и он скрылся за дверью своего кабинета, чтобы хоть как-то охладить пыл. Это покорное согласие начинает сводить с ума. Она тоже горит. Не горит – искрит желанием. Они встали на опасный путь. Еще немного – и обратной дороги не будет.

Дверь распахнулась, и Лиза внесла поднос с чаем.

Он проследил за ней тяжелым взглядом, но ничего не сказал.

Она поставила перед ним любимый чайник с зеленым чаем, чашку и тростниковый сахар. Томно вздохнула совсем рядом. Застенчиво опустив ресницы, подарила покорную улыбку, от которой его бросило в жар, и быстро вышла.

Телефон щелкнул сообщением через три минуты.

«Сегодня я выбрала лиловый комплект из шелка. Нежные шелковые трусики с красивым бантиком сзади и бюстгальтер на косточках с ажурными вставками, который расстегивается спереди. И да, на мне чулки, Михаил Викторович.  Жаль, но вам никогда не расстегнуть спереди мой бюстгальтер».

Он налил себе чай и потер подбородок. Фантазия уже рисовала все подробности того, как он расстегивает нарисованный в воображении лиловый бюстгальтер.

Воровский попытался стряхнуть наваждение, но у него плохо получалось. В элегантных брюках роскошного костюма стало до одури тесно – хоть папкой прикрывайся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Невинные сообщения грозят перерасти в нечто большее. Особенно сейчас, накануне новогодних каникул, когда стресс на пределе, и безумно хочется сбросить напряжение.

А еще хочется растрепать эту холодную королеву Лизу, чтобы она стонала под ним, кусалась и царапалась, как дикая кошка, умоляя о сексе.

«Посмотрим, как растворится твое «никогда»», — усмехнулся он.

Придвинул к себе телефон и отправил сообщение.

«Не провоцируйте меня, Лиза. Для вас это может плохо закончиться»

«И что вы мне сделаете?»

«Я украду вас из офиса. Запру в своем загородном доме на все зимние каникулы, и поверьте, на вас не будет ни трусиков, ни лилового лифчика. Вам просто нечего будет застегивать спереди. Потому что я пристегну ваши красивые ручки к спинке кровати наручниками, и буду делать с вами все, что подразумевается под вашим емким словом «никогда»».

Она собиралась что-то напечатать в ответ, но зависла. Видимо, его угроза сбила ее с толка. Снова попыталась напечатать. Нет. Пустота.

«Трусиха», — усмехнувшись, отправил новое сообщение он. Вышел из интернета и с довольным видом принялся пить чай. Один – ноль, Лиза.

«Сейчас я совсем без одежды. Я стою у зеркала и медленно натягиваю трусики стринги из кружева с мягкой резинкой, украшенные очаровательным серебряным сердечком спереди».

Шесть сорок утра, и да, я пишу Воровскому чертово сообщение. Меня зацепило. Не знаю, как это произошло, но я подсела на наши общие фантазии, как на самый сладкий наркотик. Его посланная вчера в обед фраза:

«я пристегну ваши красивые ручки к спинке кровати, и буду делать с вами все, что подразумевается под вашим емким словом «никогда»», будто стало спусковым крючком. Я не могла заснуть всю ночь. Меня бросало в жар от фантазий о том, что может быть между нами в его загородном доме на зимних каникулах. Особенно, если он пристегнет мои красивые ручки к кровати…

Отправляю сообщение, и чувствую, что я влажная. Это невозможная пытка. Находиться рядом, дразнить друг друга и не прикасаться. Я хотела его прикосновений. Жестких, мягких, нежных и грубых. Я хотела всего. Хотела, чтобы он взял меня. Грубо, первобытно, с рыком победителя. Заставил подчиниться и сделал своей.

Интересно, он спит или принимает душ?

«Знаете, в чем секрет этих трусиков?»

Нет ответа…

«Не знаете? — распаляюсь я. — Очень хорошо, что не знаете. У них есть аккуратный разрез… в самом горячем месте. И, да… я уже пристегиваю кружевной черный пояс к чулкам. Приятного утра, Михаил Викторович!»

Пусть побьется головой о кафель в душе. Ну, или удовлетворит себя там как-нибудь, не знаю. Сам потребовал отчет.

«Я учту».

Вздрагиваю от неожиданности. Он не спит?

«Я учту», и все?

С досадой я ждала еще хотя бы одно сообщение. Но нет, офисный тиран решил оставить меня без десерта.

Мерзкий мучитель.

Я замоталась в длинный халат, включила небольшую кофемашину и приготовила эспрессо. Что ж, возможно, у него в постели другая женщина, и ему не до нашей игры в сообщения.

При мысли о другой женщине в его постели меня бросило в жар. Ревность пронзила сердце, заставив болезненно сжаться.

Кофе был готов. Тостер щелкнул, выплюнув хрустящие тосты. Я села за барную стойку и уложила тосты на тарелку. Экран плоского телевизора мелькал яркими картинками. Диктор рассказывала про погоду. Гидрометцентр обещал дождь и туман. Дождь и туман двадцать седьмого декабря. Шикарно.