На случай, если кому вдруг интересно, меня пересобирали по кусочкам три раза, и жалкие сорок «жэ» — не в счет. Это так, по мелочи, по краешку.

Я завернулась в выданную мне оборудованием простыню, задумалась было, где мой скафандр, и решила для начала помыться. Пол оказался теплым, и я прониклась к «Телесфору» самой искренней любовью. Вот что значит хороший реактор: можно не экономить даже на мелочах, и это после рывка, прыжка и интенсивной терапии, на которую энергии ухнуло караул сколько.

Я как раз обнаружила дверь в медицинский душ, когда комм-линк ожил.

— А-алекса?

— Привет. Я иду в душ, переключись туда, если настроен поболтать.

Я-то сама именно что настроена — не иначе, кибер-медики серьезно обкололи. Но это все ерунда. После такой победы можно и снизойти. После такого поболтать хочется, и это очень, очень скверная особенность сингла: полное одиночество после боя. Вот так и влюбляются в виртуальные интеллекты кораблей, устраивают им синтезированные тела и бегают потом по полжизни от ликвидаторов Комитета этики.

В душе я сразу обнаружила регулятор, выслушала негодование от мединтерфейса и поставила температуру на максимум. Жить — это вообще не очень здоровое занятие.

— Так что скажешь, Дональд? — поинтересовалась я, зажмурившись под струями воды.

В комм-линке прокашлялись.

— Н-ну, что скажу. Сп-пасибо…

И снова — только шипение струй, плеск и гудящая кровь в ушах. Стенки крохотной кабины окутывал пар.

— Да на здоровье. Если ты не помнишь, то я и сама на «Телесфоре», так что ради себя тоже старалась. И что за нездоровая тишина? Ты камеру наблюдения включил? — спросила я.

— Н-ничего подобного!

Я хмыкнула.

— «Телесфор»?

— Да, Алекса.

— Камера в душе включена?

— Нет, Алекса.

«Ну и дурак».

— Молодец, — сказала я вслух. — Где мы находимся?

— Пятый сектор, внешние п-пределы аграрного мира G78, — сказал Дональд подозрительно ровно. Обиделся, не иначе. — М-местное название — Халона.

Я пошевелила пальцами на ногах. Я озадаченно потерла шею и уперлась лбом в стенку — все же душ непомерно расслабляет: карта сектора упорно не хотела вставать перед глазами.

— И что мы здесь забыли? Ты что, прыгал, пока я была в отключке?

— Ну да. Мы тут п-по делу.

Как-то все интересно оборачивается, забавно, я бы сказала. Дел у него всего два: или бомбу сдать на руки заказчику, или лекарство для его немертвой красавицы достать. Оба одинаково плохи для такой дыры, как Халона, — здесь редкий спектр солнца, в котором растет фиолет, куча пузатых купеческих транспортов, биржи, мелкие наемные конторы.

Было бы круто начать карьеру беглеца-инквизитора где-то здесь, потому что такие миры не любят преступники, а значит — элита поисковиков тоже. Черный трибунал сюда точно не забредет даже по ошибке, так что можно успеть выстроить неплохое разбойно-торговое дело.

Я потянулась, разминая в обжигающих потоках восстановленное тело. Это волшебный душ, классные мысли, но пора завязывать.

— Алекса, т-ты в порядке?

— Да что мне сделается, — сказала я, протягивая руку за полотенцем. — Так какое дело? Ты же помнишь, что у нас нет никаких секретов?

— Я-то п-помню, — буркнул комм-линк. — А вот ты са-сама как?

Во-первых, он снова соскочил с темы, а во-вторых, я и впрямь ничего не рассказала. Обстоятельства — обстоятельствами, но слово держать надо.

— Ладно, сейчас приду в рубку. Куда твои киберы девают вещи оперируемых?

— П-приемный лоток слева от д-двери, третий сверху.

Быстро он. Даже слишком быстро — небось, часто приходилось посещать медотсек, и вряд ли он заходил снимать зубной налет или сделать анализ крови.

«Ладно, наслушаешься еще его басен», — подумала я, застегивая на запястьях браслеты контактного скафандра. И снова гель — всюду гель: в еде, в одежде, в медицине, в химии. Мы помешаны на соплевидной ерунде, которая легко застывает, легко испаряется. Что за странные комплексы у этой поганой вселенной? Я с детства побаиваюсь этой субстанции — не иначе, в роддоме меня слишком долго держали в ванночках с ней.

Все мы из детства, все, думала я, рассматривая коридор фрегата.

— А вот и я.

Дональд повернулся ко входу и положил голографический планшет на консоль.

— А я т-тут в логах битвы к-ковыряюсь, ага, — сообщил он. — Ты г-гениальный пилот.

Я вспомнила недавние события.

— Не буду спорить.

— Ог-громное тебе спа-спасибо, — с чувством сказал Дональд, улыбаясь. — М-мне очень повезло, что я встретил т-тебя.

«А мне-то как повезло, неуклюжая ты задница». Ощущение триумфа испарялось: дерьма можно было вообще избежать, кабы не обормот. Чтобы погеройствовать, мне пришлось потерять свой корабль и испытать восторг единения с чужим фрегатом. С фрегатом, который не мой. Фу, гадость, словно водителем нанялась.

— Тебе — повезло, — сказала я, усевшись на первое ребро жесткости. — Ладно, к черту. Что ты хочешь обо мне знать?

— П-почему ты скрываешься?

А он ни секунды не думал — видимо, волнительный вопрос. Ну что же, держись.

— Я дезертировала из инквизиции Мономифа.

Глядя на его выражение лица, я и сама понимала: звучит обалдеть как мощно.

— Т-ты… Бывший инквизитор?

«Инквизиторы бывшими не бывают, мой мальчик», — стоило сказать мне, но я, увы, слишком хорошо понимала, что бывают, даже если я единственный образец. Хотя, быть может, я никогда и не была нормальным инквизитором?

«Фу! Плохая мысль, плохая!»

— Ага, именно.

Дональд потерянно кивнул, а потом провел пальцами по экрану планшета.

— Те-теперь понятно. А я-то думал — откуда такое м-мастерство.

Я собрала в хвост мокрые волосы. «Понятно ему, ты смотри».

Говорить больше не хотелось: то ли действие лекарств прошло, то ли выдавила этот нарыв, и стало противно. Словом, я смотрела поверх его головы на сияющие панели «Телесфора», на датчик температуры второй дюзы, и у датчика все было правильно. В отличие от некоторых.

— П-почему ты ушла?

Так я тебе и сказала, обормот. Пора заканчивать исповедь.

— Зарплата низкая, работаем на голом фанатизме, — сообщила я. — Еще вопросы?

— Н-нет, пока хватит.

А он оказался сообразительным малым. Не только проверять не стал, но еще и понял, что пока хватит. Что еще будут посиделки и отношения размораживаются не в кружке: «Здравствуйте. Я родился на Парам-пам-пам, моя мама — врач…»