— Что ты сделала потом? — спросил Терри.

— Я позвонила в отдел дорожной полиции ипоинтересовалась, фигурирует ли в сводке происшествий за день мужчина, сбитыймашиной в таком-то месте и в такое-то время. Я сказала, что проезжала мимо имне показалось, будто на дороге лежит человек. Само собой разумеется, когда ониспросили, кто им звонит, я назвала фиктивные имя и адрес. Посмотрев сводку, онисказали, что в названном районе не зарегистрировано ни одного дорожногопроисшествия. Тогда я подумала, что тот мужчина, которого я вроде бы сбила, былскорее всего в шоковом состоянии, а может быть, и просто пьян. Вот я и решила:буду время от времени звонить в отдел дорожной полиции и, если поступит сообщениеоб этом происшествии, непременно разыщу того человека и постараюсь что-нибудьсделать для него.

— Что случилось потом? — спросил Терри.

— В течение следующих двух дней ничего не случилось. Апотом позвонил Мандра.

— Что ему было нужно?

— Хотел, чтобы я зашла к нему в гости.

— Что ты ему сказала?

— Я сказала, чтобы он катился ко всем чертям. Тогда онзаявил мне, что он посредник по делам, связанным с поручительством, и ему всеизвестно о совершенном мной наезде.

— И что ты сделала?

— Изо всех сил сжала телефонную трубку и держала ее такдо тех пор, пока не подумала, что на ней могут остаться вмятины от пальцев. Номне все же удалось заставить себя рассмеяться и сказать Мандре, что он сошел сума.

— Но в гости все-таки пошла.

— Да.

— Тебе пришлось заплатить ему?

— Нет, не сразу.

— А он требовал денег?

— Не то чтобы требовал. Он сказал, что пострадавшийполучил серьезную травму позвоночника, в любой момент меня могут арестовать имне нужно поскорей все уладить, чтобы, как только меня арестуют, я смогла тутже внести залог; в противном случае я окажусь в том месте, где мне придетсяобщаться с женщинами, лишенными репутации. Я сказала ему, что это простоздорово, — на мой взгляд, женщины, лишенные репутации, куда интереснейженщин, у которых она есть. Тогда он стал расписывать мне другие ужасы тюрьмы:холодные, сырые камеры, отвратительные санитарные условия, грязные, вонючиеумывальники. Следует признать, что этот Мандра был очень умен, еще как умен!

— А он не сказал тебе, откуда ему известно, что тысбила человека?

— Так, всего несколько слов. Насколько я поняла, он былсвязан с какими-то полицейскими, которые время от времени сообщали емуинформацию, когда представлялась возможность заработать на делах, имевшихотношение к поручительству. Он сказал, что полиция ведет расследование, акакой-то свидетель якобы запомнил номер моей машины, ошибся только в однойцифре — перепутал семерку с единицей. Он, Мандра, проверил список автомобильныхномеров и таким образом вышел на меня.

— Он сказал, что это дело можно уладить?

— Нет. Я попросила его помочь мне, сказав, что хотелабы встретиться с пострадавшим и убедиться в том, что ему была оказананеобходимая медицинская помощь.

— Ну а он?

— Он сказал, что будет лучше, если он сам займется этимделом, а я буду держать язык за зубами до тех пор, пока он не переговорит сосвидетелем. Потом он снова пригласил меня к себе. Сказал, что теперь все можноуладить. Я дала ему двадцать тысяч долларов, чтобы он нашел самых лучшихврачей.

— А что со страхованием? Ты подала заявление?

— Нет, Мандра сказал, что я могу получить деньги толькопосле того, как будет улажен вопрос с уголовной ответственностью. У жертвы,дескать, нет наследников, и если пострадавший, не дай Бог, скончается,поправить что-либо будет уже невозможно. Пока он жив, я должна позаботиться оего лечении. И только после того как с уголовным аспектом дела будет покончено,я смогу предъявить страховой компании счет за понесенные мной убытки. Если жеэтот человек умрет, полиция обвинит меня в убийстве, постаравшись, конечно,доказать, что именно я совершила наезд. И это Мандра обещал уладить. Ты ведьзнаешь, как делаются такие дела — полицейские снабжают посредников информацией,те платят им за это деньги. Да, в такой вот переплет я попала, Филин! Если бы ямогла помочь несчастному тем, что во всем добровольно призналась бы полиции,даже если бы это грозило мне тюрьмой, поверь, я не колебалась бы ни секунды. ОГосподи, это ведь его вина — он сам прыгнул под колеса. Если бы не этотдоктор-фанатик, все было бы нормально.

— Мандра не сказал тебе, как зовут пострадавшего?

— Не сразу. Позже. Он сказал, что это некий УильямШилд, живет на Ховард-стрит.

— Ты когда-нибудь видела его, этого Шилда?

— Да. Мы ездили к нему с Мандрой. Похоже, этот человекдействительно сильно страдает. Мандра сказал Шилду, что я из организации,которая занимается благотворительной деятельностью. Так что Шилд не знал, кто яна самом деле.

— Вы были у него на Ховард-стрит?

— Да, это где-то в квартале 18—100, на левой сторонеулицы.

— А тебе ни разу не приходила в голову мысль, что всеэто спланировано заранее с целью шантажа и вымогательства?

— Тогда нет. Только вчера вечером меня вдруг осенило. Явсе поняла. Я была просто в бешенстве. Я решила сообщить обо всем в полицию ипотребовать, чтобы Мандру арестовали.

Терри медленно покачал головой.

— Полиция не должна знать об этом.

— А об этом никто и не знает, кроме тебя, Филин.

— Ты никому не говорила, что встречалась с Мандрой?

— Только Альме.

— Ты все рассказала ей?

— О том, что Мандра держит меня на крючке, — нет.Я просто сказала ей, что ему нравятся некоторые мои картины и что он проситменя написать его портрет.

— Продолжай, пожалуйста.

— По правде говоря, мне и самой хотелось написать егопортрет, — у него было такое необычное, такое выразительное лицо, особенноглаза: иной раз я смотрела на него словно завороженная. Мне нравилось наблюдатьза ним, когда он сидел в затемненной комнате, его лицо утопало во мраке, итолько глаза отражали свет. И он чувствовал мой интерес к нему. Мне действительноочень хотелось написать его портрет. Думаю, ты слышал о том, что я занималасьживописью и что из этого вышло. Прямо-таки семейный скандал. Кое-кто из моихевропейских преподавателей говорил даже, что я способней Альмы, но ты жезнаешь, я терпеть не могу однообразия — эти скучные занятия, изо дня в деньодно и то же. Дисциплина и прилежание — это не для меня. Мне всегда хотелосьрисовать только то, что мне нравится. Необходимость рисовать то, что меня неинтересует, тяготила меня, я просто не желала этим заниматься. В результате янаписала всего с десяток картин. Довольно необычные работы, в них что-то есть,хотя с точки зрения техники они далеки, конечно, от совершенства, и только яодна знаю об этом. По этому поводу мы часто ссорились с Альмой. Она настаивала,чтобы я больше внимания уделяла технике, специально занималась этим, посещалакакие-нибудь курсы. А я не хотела. Просто не могла себя заставить. Но вот влице Мандры было что-то такое, от чего во мне рождалось непроизвольное желаниевзяться за кисть и непременно написать его портрет.