еще хуже. Преодолев один пролет, она свернула на нижний этаж, кажется второй, и пошла по длинному желтобрюхому коридору. Здесь было более оживленно: снующие посетители то и дело заглядывали в палаты, шелестя гостинцами и цветами. Неожиданно, перед самым носом открылась дверь палаты и показались две женщины: одна низкая седовласая в фисташковой накидке, а вторая Сальвина. Дамы так увлеченно о чем-то беседовали, что не замечали никого вокруг. Встречаться с Сальвиной при таких обстоятельствах у Сони никакого желания не было, и поэтому она попятилась к выходу так быстро, что ей бы смог позавидовать любой ракообразный. Спрятавшись за створку двери, она замерла на месте. Послышались приближающиеся шаги и женские голоса, стали более отчетливые.

– Нельзя терять надежду, госпожа Сальвина. Бывали и такие случаи, когда после многолетней комы, человек приходил в себя.

– А на вашей практике было такое? – голос Сальвины подрагивал.

– Нет, но… доктор Баренс встречал нечто похожее.

Старые створки пендельтюра приоткрылись, и из – за него показались две женские фигуры. Соня еще сильнее вжалась в стену.

– Ах, если бы я могла чем-нибудь ему помочь, – с придыханием проговорила Сальвина.

– Вы уже сделали все, что можно, теперь остается только надеяться…

Дамы стали медленно спускаться по ступеням, пока не скрылись из виду.

Влекомая любопытством, Соня нырнула в коридор на втором этаже и крадучись двинулась к той самой палате, из которой вышла Сальвина. Убедившись, что ее никто не видит, она юркнула внутрь. В полутемной комнате с задернутыми шторами лежал человек. Гнетущее безмолвие нарушали жалобные пиканья мигающего прибора, расположенного в изголовье койки.

Соня шагнула вперед. У мужчины были открыты глаза и она невольно пискнула, но человек не отреагировал. Тогда Соня сделала еще несколько шагов к койке и собравшись с духом взглянула ему в лицо: светлые волосы, прямой нос, это был тот самый мужчина, изображенный на портрете с Сальвиной. На прикроватной тумбочке стояла круглая ваза с голубыми бутонами, теми, что растут в цветнике у Сальвины и маленькая фотография в рамке в виде сердца. Скорее всего, он приходился ей супругом или братом, в любом случае близким человеком.

Соня сильно ошиблась, когда сделала поспешные выводы о Сальвине, решив, что у нее в жизни все безоблачно. Судя по всему, в доме ее знакомой тоже жила боль. От увиденного у Сони резко разболелась голова, и она рванула к двери, чуть не налетев на мягкую софу, стоявшую около окна.

Да, она утолила свою жажду любопытства, но вместо удовлетворения получила тошнотворную тяжесть на сердце, словно прочитала чей-то личный дневник, исписанный просьбами о помощи. Помощи, которую она не в силах дать.

12

Вылетев пулей за дверь, Соня помчалась по ступенькам с немыслимой для больной скоростью. Какого же было ее удивление, когда в своей палате она обнаружила Макса.

– А я уже решил, что ты сбежала, – улыбнулся он, глядя на запыхавшуюся Соню.

– Скорее всего так и сделаю, если они меня не выпишут в ближайшее время.

– Ты что привидение увидела? У тебя такой вид…

Соня не стала ничего рассказывать о том, что видела и устало села на край кровати напротив молодого человека. Тяжесть, которую она только что испытывала, стала понемногу отдаляться, отходя на второй план.

– Спасибо за мазь, это волшебство какое – то, – Соня показала ему свои руки с подсохшими ссадинами.

– Скоро будет вообще незаметно, – улыбнулся он и подошел к подоконнику, на котором лежала квадратная коробка с пирожным. – «Волчья радость», мое любимое. В лечебнице такое нельзя, поэтому, советую съесть поскорее.

Соня не стала заставлять себя уговаривать и смачно откусила половину пирожного.

– Очень вкусно, – промурлыкала она, за несколько минут расправившись с десертом. Сейчас она напоминала кошку, съевшей целую банку сметаны.

– Это одна из причин моего нахождения на Алькаре, – Макс лукаво прищурился, – так, когда тебя выписывают?

– Обещают в ближайшие два- три дня, – ответила Соня с обреченным видом, – я уже здесь не могу находиться.

Макс понимающе кивнул. Соне вдруг захотелось выговориться, рассказать своему новому знакомому о своих переживаниях.

– Если честно, я ничего не понимаю, что происходит. Моего дедушку убили, отец исчез, я оказывается из рода каких-то Лиловых воинов…

– Лиловых воинов? – перебил ее Макс, – мой дядя рассказывал о таких… Что в них особая сила…

Соня растерянно покачала головой.

– Мне тоже так сказали, но я в это не верю, посмотри на меня, – она кинула взгляд на свои ссадины, покрытые корочкой. – А еще, мне сказали что было какое-то послание Белой Книги Преданий, после которого Повелительница теней напала на Тиберлоу и это как-то связано с моей семьей.

– И что было в этом послании? – заинтриговано спросил Макс.

– Не знаю, в том-то и дело! Они мне ничего не говорят, аж бесит!

– Кто они?

– Господин Тиарман и Сальвина, его советница, – прошептала Соня, покосившись на дверь. – Она как – то упомянула о первом послании, якобы оно стало причиной для развязывания войны.

– Послание, из-за которого Повелительница теней напала на город? – призадумался Макс.

– Вроде. Но на мой вопрос, что именно было в нем, Сальвина ничего не ответила, только сказала, что мне нужно быть осторожней. – Соня горько вздохнула, – я не знаю, что мне делать, но точно не сидеть сложа руки.

– Давай для начала ты выйдешь из этого чудесного заведения, а потом мы решим, что делать.

– Мы?

Макс замялся, нервно взъерошив волосы.

– Не могу же я, после того, что ты мне рассказала, остаться в стороне, – ответил он.

Раньше Соне никто не предлагал своей помощи, не предлагал разделить ее проблемы. Что-то теплое и сладкое разлилось внутри нее, в районе желудка, «оно» мурлыкало как котенок, которого подобрали с улицы и вкусно накормили.

Тут в палату вошла госпожа Батильда, забывшая свой поднос. Увидев пустую посуду и несколько крошек, оставшихся от сдобной булочки, она одобрительно, с чувством выполненного долга посмотрела на Соню, как бабушка, досыта накормившая внучку. Она даже не сделала замечание Максу, который снова не надел халат с беретом, а молча взяла свой поднос и выплыла из палаты.

Избежавший гнева сиделки, он поудобней устроился в изножье Сониной койки, чему она была совсем не против. Хорошо, что он остался, и не дал ей стать поглощенной желтыми больничными стенами. Соне хотелось побольше узнать о нем, о его жизни, семье, друзьях. И по-видимому, это желание оказалось взаимным.

Макс был старше ее на год и учился в дополнительном корпусе, как поняла Соня без особого энтузиазма. Большую часть своего времени он проводил в орлианнике или на Тиберлоу арене, в роли облетчика.