Нам следовало сначала решить, что делать, — произнесла она неуверенно… и, к вящему своему ужасу, разразилась слезами.

Выждав, чтобы миновал первый приступ отчаяния, Майлз встал из-за стола.

Нет, — всхлипнула Карен, но он рывком поднял ее, подхватил на руки и понес к дивану.

Эй, — тихонько проговорил Майлз, усаживая заплаканную Карен к себе на колени и ласково целуя мокрую от слез щеку, — малышу это на пользу не пойдет, знаешь ли.

Это ты во всем виноват, — всхлипнув, вздохнула она. — Я хочу сказать… я не про ребенка…

Я знаю, что ты хочешь сказать. Сейчас ты меня ненавидишь.

Ничего подобного. Просто я не знаю, как лучше поступить! — Карен снова всхлипнула и утерла глаза рукой. — Впрочем, нет, знаю, да только ты мне не даешь!

Может, отложим дискуссию до лучших времен? — предложил Майлз, поглаживая, золотистые завитки волос над нежным ушком.

Тогда о чем нам говорить? — убито отозвалась она.

О тебе, конечно. — Майлз чуть заметно усмехнулся. — Ты уже делала УЗИ? А как насчет хорошего акушера?

И будущая мать послушно пересказала ему свой разговор с Айрин, не умолчав о тревогах и страхах.

А еще меня до смерти пугает собственное невежество, — честно призналась она. — Я ведь знаю о детях еще меньше тебя. Выходит, я дожила до двадцати семи лет, намеренно закрывая глаза на некую важную часть меня же самой. И вот что еще удивительно: никогда я не испытывала ни малейшего желания поворковать над чужими младенцами. Однако от этого… — Карен ласково погладила живот, — от этого я уже без ума, хотя он еще и на свет-то не появился!

Еще месяц и малыш даст о себе знать! Заворочается — только держись! — заверил многоопытный Майлз, накрывая ее руку своей.

Похоже, ты знаешь о беременности все на свете, — улыбнулась Карен сквозь слезы.

Майлз принялся осторожно поглаживать ее живот — ощущение было божественное!

Нет, я многого не знаю. И никогда не узнаю всего того, что предстоит пережить тебе. Однако уверен: тебе незачем проходить весь этот путь одной.

— Майлз… — тихо проговорила Карен и тут же умолкла, осознав, как уютно и спокойно она себя чувствует. Но в следующий миг ощущение защищенности и тепла сменилось паникой. — Я все-таки не уверена…

Ладно, ладно, не будем спорить. Но что нам мешает сделать хотя бы это?

Он вынул из ее волос заколку, запустил пальцы во влажные кудри, ласково погладил бархатистую щеку, тонкую шею и наконец заставил приоткрыться розовые губы… И как всегда, ход времени для влюбленных замедлился, и мир вокруг них исчез…

Но в следующую секунду Карен вновь ощутила тревогу.

Наверное, я не должна, — прошептала молодая женщина, размыкая объятия. Она поспешно выпрямилась и принялась обмахиваться ладонью, точно веером. — Неправильно я себя веду, неприлично.

Неприлично? Потому, что мы не женаты? — переспросил удивленно Майлз.

Неприлично для будущей матери!

Карен, милая! — Майлз рассмеялся, но в глазах его читалось нечто похожее на изумленное благоговение, да только как знать наверняка? — До чего ты порой бываешь наивна! Ровным счетом ничего неприличного в этом нет… Нет же, я вовсе не намерен покушаться на твою добродетель, — поспешно добавил он, видя, как напряглась собеседница. — И чего мне стоит подобная выдержка, ты никогда не узнаешь!

Может, еще раз обсудим, что делать? — нервно сцепила пальцы Карен.

В дымчато-серых глазах что-то вспыхнуло и тут же погасло.

К сожалению, мне пора идти. До моего рейса осталось меньше часа. Но завтра я вернусь. И мой образ мыслей не переменится, не жди!

Майлз… — Карен собиралась спросить: ведь он и Линда некогда переживали то же самое, а что вышло в итоге? Но инстинкт подсказал ей: есть вещи, которые лучше оставить недосказанными.

Долгое мгновение Майлз любовался ею, затем поцеловал и шагнул к двери, на ходу надевая пиджак.

До завтра, — бросил он на пороге и исчез.

Почему бы и впрямь не согласиться на брак? — спрашивала себя Карен ночью. Предположим, что ей предстоит разбирать запутанное дело в суде. Сначала надо рассмотреть все «за» и «против». Итак, плюсы: Майлз — хороший отец; ребенок, родившийся в семье Диксон, может почитать себя счастливцем, и дело здесь не в одном материальном обеспечении. Он унаследует не только капитал, но и семейные традиции, историю, духовное достояние. А также — отцовскую любовь к земле.

Все это куда предпочтительнее, нежели расти на попечении матери-одиночки. Но предположим, что в усадьбе Диксонов ей не место, что на роль жены Майлза она не подходит, и тот сделал ей предложение только затем, чтобы защитить сына от махинаций Линды. Привести в дом жену, которую Дик одобрит и полюбит, — явное очко в пользу Майлза в его борьбе с бывшей супругой…

Карен беспокойно ворочалась с боку на бок, не в силах заснуть. Да, удачный момент выбрал этот младенец для того, чтобы появиться на свет…

Резкий телефонный звонок нарушил ночное безмолвие. Карен в испуге схватила трубку. Звонила мать: у отца случился сердечный приступ, и она спрашивала, не могла бы Карен приехать как можно скорее?

Езды было не более трех часов. Карен выехала с рассветом, побросав в сумку необходимую одежду. Она не стала будить посреди ночи ни Джинни, ни Эмми. Лишь оставила сообщение на офисном автоответчике: ее, мол, срочно вызвали, когда сочтет возможным, позвонит…

В течение всего дня, пока врачи боролись за жизнь отца, а потрясенная мать слепо глядела в пространство, затворившись в своем маленьком, изолированном мирке, Карен ни разу не вспомнила о работе. Но на следующее утро из реанимационного отделения поступили обнадеживающие новости: отец благополучно перенес операцию и, хотя в сознание еще не пришел, прогноз врачей был явно благоприятный.

Карен увезла мать домой, в родной, до боли знакомый особнячок, и уложила в постель. Затем собралась, было позвонить в офис, но сама настолько вымоталась, что тут же заснула, едва ее голова коснулась подушки.

Вечером, когда Карен с матерью снова появились в больнице, врачи сообщили о заметном улучшении состоянии отца, и миссис Торп понемногу стала приходить в себя. Мать и дочь посидели с больным, затем вернулись домой, задержавшись по пути лишь для того, чтобы купить пиццу.

Отец бы рвал и метал, — усмехнулась Фелис Торп, накрывая на стол.

Знаю, — ответила Карен. Мистер Торп терпеть не мог так называемые «суррогаты», чем немало раздражал домашних. — Мама, — нежданно проговорила она, — почему ты позволяешь ему себя третировать?

Уж такие мы с ним на свет уродились, Карен, тут уж ничего не попишешь, — вздохнула мать. — Я с детства была безропотна да уступчива, а таким необходима сильная рука. А если честно, то я всегда знала, что его самодурство лишь оборотная сторона неуверенности в себе. Порой он бывает совершенно невыносим, но мы всегда были очень, очень близки. И вот теперь, — продолжала Фелис, — настала моя очередь быть сильной и физически, и морально.