– И привязал?

– Да.

Том опускает взгляд на ковер.

– Поначалу казалось, Джордж задыхается. Словно в горле у него что-то застряло. Два часа он сидел наверху, не издавая ни звука. Потом стал нас звать. «Том, дерьмо собачье! Иди сюда! Иди!» Он хихикал, орал, вопил. Лаял, как собака. Мы услышали, как его стул рухнул на пол. Джордж грязно выругался. Джулс хотел подняться к нему, но я схватил его за руку и не пустил. Нам оставалось только слушать. И мы слушали до самого конца. До тех пор, пока не стихли грохот стула и крики. Мы ждали. Долго ждали. Потом вместе поднялись на второй этаж, вслепую отключили магнитофон и лишь после этого открыли глаза. Увидели, что осталось от Джорджа. Он так рвался из пут, что они прорезали его мышцы до костей. Не тело, а глазурь на торте – кровь и кожа слоями поверх веревок на груди, на животе, на шее, на руках и ногах. Феликса стошнило, а мы с Доном опустились на колени рядом с Джорджем и начали убирать. Когда закончили, Дон заявил, что кассету надо сжечь. И мы сожгли. Пока она горела, я думал, что с ней горит первая серьезная теория. Через какую призму ни смотри на тварей, они тебя изведут.

Мэлори молчит.

– Знаешь, а ведь Джордж был прав. Ну, в какой-то мере. О тварях он говорил задолго до того, как их впервые упомянули в новостях. Он до чего-то докопался. Может, если бы действовал иначе, Джорджу удалось бы изменить мир.

В глазах у Тома стоят слезы.

– Знаешь, что меня особенно пугает в этой истории?

– Что?

– Всего за пять часов работы камера что-то зафиксировала. Мэлори, сколько же их там?

Мэлори смотрит на одеяла, закрывающие окна. Потом снова на Тома. Он доводит до ума заслонку для лобового стекла. В столовой негромко играет музыка.

– Ну вот, надеюсь, что-то подобное поможет, – говорит Том, поднимая свое изобретение. – Джордж погиб, но останавливаться нельзя. Смерть Джорджа Дона напугала. По крайней мере, надломила.

Том встает, держа в руках громоздкую заслонку. Что-то трещит, заслонка разваливается и падает на пол.

Том поворачивается к Мэлори.

– Останавливаться нельзя.

Феликс идет к колодцу. В руках у него ведро, одно из шести имеющихся в доме. Ведро деревянное, из-за черной металлической ручки кажется старым. Оно тяжелее других, но Феликс не ропщет, ему это даже нравится. Оно, мол, стабильности придает. Один конец веревки Феликс привязал к поясу, другой – к шесту у двери черного хода. Веревка длинная, ненатянутая. Часть ее постоянно задевает брючину и ботинки. Феликс боится споткнуться, поэтому левой рукой отодвигает веревку подальше от себя. Он в повязке. Обломки багетов ограничивают тропку и не дают с нее сбиться.

– Точно игра в детстве, как бишь ее, «Операция»? – кричит он Джулсу, который, тоже в повязке, ждет у шеста. – Помнишь? Как коснусь ногой дерева, звенит звонок.

Джулс не умолкает с тех пор, как Феликс отправился к колодцу. Так заведено в доме: один несет воду, другой говорит, чтобы несущий по голосу определил, насколько отошел от дома. Джулс не рассказывает ничего особенного. Про оценки, которые получил в колледже. Про первые три места, где работал по окончании учебы. Некоторые слова Феликс слышит, некоторые – нет. Это не важно. Пока Джулс говорит, Феликс чувствует себя не таким беспомощным.

Хотя особой уверенности голос Джулса не вселяет.

Феликс врезается в колодец. Каменный выступ царапает ему бедро. Больно, а ведь шел он медленно. А если бы бежал?

– Я у колодца, Джулс! Сейчас повешу ведро на крюки.

За Феликсом наблюдает не только Джулс. На кухне стоит Шерил, слушает через закрытую дверь черного хода. Пост на кухне ввели на случай ЧП. Шерил искренне надеется, что сегодня роль страховочной сетки играть не понадобится.

Над бездонной глубиной колодца установлена деревянная перекладина с металлическими крюками на концах. Это ведро единственное сидит на крюках идеально, потому Феликс и любит его брать. Он крепко привязывает веревку к ведру. Убедившись, что держится хорошо, он поворачивает ручку до тех пор, пока веревка не натягивается. Руки свободны, Феликс вытирает их о джинсы. Тут он и слышит шорох.

Феликс быстро поворачивает голову и закрывает лицо руками. Ничего не происходит. Нападать никто, похоже, не собирается. Джулс по-прежнему стоит у двери черного хода, рассказывает, как работал автомехаником. Как ремонтировал машины. Феликс слушает.

Тяжело дыша, Феликс прокручивает ручку в противоположном направлении – только один оборот, – а сам прислушивается к звукам двора. Сейчас веревка натянута не так туго, можно снять ведро с крюков. Пусть повисит над каменным жерлом колодца. Феликс ждет еще минуту.

– Эй, Феликс, все нормально? – окликает его Джулс.

Отвечает Феликс не сразу, продолжая прислушиваться. Наконец, прервав молчание, он понимает, что голос указывает его точное месторасположение.

– Да. По-моему, я что-то слышал.

– Феликс?

– Я вроде бы что-то слышал! Сейчас набираю воду.

Феликс поворачивает ручку. Ведро опускается, бьется о каменные стенки колодца. Каждый удар разносит гулкое эхо. Феликс помнит: чтобы ведро коснулось воды, ручку нужно повернуть двадцать раз. Вот он и считает обороты.

«Одиннадцать… Двенадцать… Тринадцать…»

После девятнадцатого оборота Феликс улавливает плеск. Решив, что ведро наполнилось, он поднимает его. Вешает на крюки, развязывает веревку и бредет обратно к Джулсу.

Так он повторит три раза.

– Несу первое! – объявляет Феликс.

Джулс до сих пор рассказывает про авторемонт. Когда Феликс подходит к нему, Джулс касается его плеча. Обычно стоящий у шеста стучит в дверь черного хода, предупреждая того, кто ждет на кухне, что первое ведро принесли обратно полным. Только Джулс мешкает.

– Что ты там услышал? – спрашивает он.

Феликс задумывается.

– Оленя, наверное, – отвечает он, не выпуская тяжелое ведро. – Точно не скажу.

– Олень из леса выбежал?

– Не знаю, откуда он взялся.

Джулс молчит. Потом, судя по шороху, что-то ощупывает.

– Проверяешь, одни мы или нет?

– Угу.

Убедившись, что все в порядке, Джулс дважды стучит в дверь черного хода. Он забирает ведро у Феликса. Шерил распахивает дверь, Джулс передает ей ведро. Дверь закрывается.

– Вот тебе второе, – объявляет Джулс, вручая Феликсу другое ведро.

Феликс снова бредет к колодцу. Это ведро из листовой стали. Таких в доме три. На дне ведра два булыжника. Их положил Том, выяснив, что ведро слишком легкое и в воду не погружается. Нет, пушинкой и это ведро не назовешь, но оно не такое тяжелое, как деревянное. Джулс снова говорит, на сей раз о породах собак. Феликс об этом уже слышал. Когда-то у Джулса была Черри, белый лабрадор. Редкая упрямица! У Феликса ботинок вязнет в грязи, и он едва не падает. Он чувствует, что идет слишком быстро, и сбавляет шаг. На этот раз Феликс вытягивает руку: вот колодец, близко. Феликс ставит ведро на каменный выступ и привязывает к нему веревку.