Дийне не хотелось никого видеть, особенно вчерашних знакомых из флигеля. С каким лицом она появится перед ними? Королева подсобки! Работница ведра и тряпки! «Поди, меня там уже поджидают, — думала она, растравляя себя этими мыслями. — Чтобы было над кем поржать!»

— Вот ты где! — вдруг прозвучало над ухом.

Вздрогнув, она открыла глаза и с неудовольствием обнаружила Дейзи в её модном меховом жакетике, складчатой юбке и шляпке, кокетливо сдвинутой набок. Рядом с Дейзи любой человек обретал лёгкий комплекс неполноценности, а сегодня Дийне этого и так хватило.

— Так и знала, что ты здесь торчишь, — заявила Дезире, усаживаясь напротив. — О чём грустим, о ком тоскуем? Или тебя Гонсалес замучил? Он кого угодно загоняет своими поручениями. Ты на Транкилью-то не равняйся, она двужильная. Ей после доньи Кобры никто не страшен!

— Да ничего, я сейчас приду, — пробормотала Дийна, страстно мечтая снова остаться одной. Кроме прочих достоинств, у Дейзи был взгляд художника. Под прицелом её насмешливых глаз ты невольно чувствовал себя прозрачным.

— Давай, а то Саина жутко бесится, когда мы опаздываем! И у меня нет больше сил выносить голодные стоны Орландо, который сейчас страдает в гостиной. А Альваро прячется у себя. Боится, что я снова начну уговаривать его позировать. — Она засмеялась: — Каждый вечер, когда мы сидим у камина, он нарочно устраивается в самом дальнем углу, чтобы лицо оставалось в тени. Ты вчера не обратила внимания? Кстати, а ты не хотела бы…?

— Нет, — твёрдо ответила Дийна, чтобы сразу пресечь все поползновения на этот счёт. — Нарисуй лучше Орландо, он будет счастлив.

Сказала — и осеклась. Ну кто её тянул за язык? Если между Дейзи и Орландо были какие-то чувства, её это никак не касалось. Девушка, впрочем, не заметила её смущения и только махнула рукой:

— Да у меня есть его портреты, целая пачка! И Саины, и Мартина. Вы с Альваро поинтереснее будете. В нём есть нечто… какая-то двойственность. Он вообще-то сын графа, ты знала?

Это было сказано как бы небрежно, но с явным намерением поразить. Хотя Дийна заметила, что в колледже, да и вообще на Керро, никто не испытывал особого почтения к титулам. Не то что на дальних островах.

— О! — присвистнула она, надеясь, что это прозвучало достаточно потрясённо.

— Будущий правитель острова, да. Это давит. Мы с ним вроде как друзья, но… если встанет выбор между нами и островом, он выберет остров. Понимаешь? Это всё равно что девиз, который раньше выбивали над воротами замка. Ты привыкаешь и, возможно, даже не замечаешь его. Но верность острову тебя в крови.

Дийна кивнула. Она не могла сказать, насколько эта характеристика справедлива для де Мельгара, но Дейзи только что очень точно описала её отца.

— Ладно, а обо мне что скажешь?

— Ну… во-первых, ты не отсюда. В тебе видна грусть по утраченному… по дому, может быть. По тому месту, где остались твои корни.

Дийна резко поднялась со скамьи, стараясь не выдать свой страх.

— Корни — это у деревьев. А у людей — ноги. Пошли ужинать.

По дороге до флигеля она думала, что «время лечит» — дурацкая поговорка. Просто бывают некоторые периоды онемения и забытья между волнами, когда боль неминуемо возвращается. А ещё она думала, что придётся поискать второй тёмный угол в гостиной. Или пусть Альваро подвинется, если что. Неизвестно, как там у Дейзи с художественным талантом, но вот с зоркостью у неё было всё отлично! «И по закону подлости, ей захочется выделить на портрете именно те мои черты, которые лично я предпочла бы скрыть!»

Следующие несколько дней прошли как в тумане, зато Дийна потихоньку начала ориентироваться в этом учёном муравейнике, который представлял из себя здешний колледж. Сеньор Мойзес был ректором колледжа Всех Ветров и занимался академическими вопросами. Декан, «донья Кобра», заведовала хозяйственной частью. Также имелось некоторое количество преподавателей, которых здесь называли тьюторами, и двое исследователей-стипендиатов, приглашённых для разработки отдельных научных тем. Привратник, сеньор Гарра, также выполнял обязанности садовника и носил гордый титул Хранителя садов, виноградников и шелкопрядов, хотя ни винограда, ни шелкопрядов поблизости не водилось. Просто в колледже очень любили традиции.

Дийну оформили лаборантом на кафедре ветроведения и даже выплатили аванс. Первым делом она с благодарностями вернула одежду Саине и обзавелась собственным гардеробом: юбкой по размеру, тёплыми ботинками и парой блузок. Вещи были, конечно, не новые и не такие изящные, как у Дейзи, зато свои!

После трёх лет работы у Гаспара, в течение которых она не вылезала из рабочего комбинезона, ей вдруг захотелось чего-то нового. В ней даже проснулось кокетство. По утрам она долго торчала перед зеркалом, приглаживая щёткой непослушные вихры. Иногда возникала мысль сделать модную стрижку, или отрастить длинные волосы и купить гребни с цветными стёклышками, или померить в лавке то нарядное платье с оборками — в общем, ей хотелось всего и сразу!

Скромная зарплата лаборанта не была рассчитана на подобные запросы. Дийна с грустью вспоминала об увесистой пачке денег, спрятанной под половицей в доме Гаспара, но даже в мыслях не допускала, что могла бы туда вернуться. Свою вылазку в город она совершила очень быстро, стараясь держаться подальше от рынка и порта, где теоретически можно было столкнуться с бывшим опекуном. Неизвестно, что думал о ней Гаспар. А вдруг он её разыскивает? Или посчитал, что она разбилась на Сильбандо? Это было бы лучше всего.

Каждый день, в девять утра она приходила на кафедру и садилась за пишущую машинку. Деятельность Гонсалеса и других магистров порождала целые кучи бумаг: докладные записки, учебные планы, тезисы для конференций… Иногда приходилось печатать весь день, не поднимая головы. Дийна больше не удивлялась бумажным завалам, громоздившимся по углам кабинета. Странно, что они ещё не затопили комнату до потолка!

В два часа дня она прерывалась, чтобы выпить чашку какао вместе с Транкильей, а потом возвращалась на место. Гонсалес хвалил её за усердие. Они вообще отлично сработались. С точки зрения Дийны, у магистра было всего два недостатка. Во-первых, он слишком любил красоваться перед студентками, так что на кафедре от них просто отбоя не было. То методичку им принеси, то уточни время семинара… Есть же расписание на Галерее, вот пусть там и смотрят! Во-вторых, Гонсалес часто уезжал по делам, и тогда порхающие бабочки-студентки исчезали, зато на пороге воздвигалась грозная фигура сеньоры ди Кобро, что было ещё хуже. Все попытки Дийны завязать добрые отношения разбивались о лёд её очков. Декан упорно продолжала считать её кем-то вроде прислуги, которой можно помыкать, как захочется, а частые отлучки Гонсалеса предоставляли ей массу возможностей изводить лаборантку, находя для неё всё новые поручения то на кухне, то в прачечной.

Спустя несколько дней Гонсалес опять уехал куда-то на катере, хотя ещё с ночи деревья гнулись под напором Тревизо, и вершина Теймаре поблёкла, спрятавшись за желто-серой вуалью из песка и пыли. Дийна едва успела смахнуть эту пыль со стола, ругая себя за то, что оставила на ночь окно приоткрытым, когда с порога раздался окрик декана: