Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но кто же был тот мужчина, что оплакивал ее смерть?
Когда эта мысль посетила ее, Элейн почувствовала, как холодное лезвие прикоснулось к щеке. Она забыла, как дышать.
– Добрый вечер, милая девушка, – прозвучало приветствие, полное сдерживаемой ярости.
Плечи Элейн с облегчением опустились.
– Оддин, – с улыбкой выдохнула, хотела было обернуться, но острие сильнее впилось в кожу, и она застыла, чуть приподнимая руки. – Убери оружие. Ты можешь случайно меня поранить.
– Случайно?! – возмутился он, затем понял, что Элейн просто дразнила, поэтому выдохнул и сказал: – У тебя совсем совести нет.
Она попыталась повернуться, и на этот раз ей это удалось. Оддин нехотя опустил саблю.
– Пойми, ты не оставил мне выбора… – начала Элейн.
– Разумеется. Прости, что вынудил украсть лошадь и ускакать на ней за сотню километров, – он чуть понизил голос, – чтобы убить моего брата.
– Ты говоришь с насмешкой, но так и было…
– Где мой конь? – требовательно спросил Оддин, прерывая ее попытки объясниться.
Элейн неловко прочистила горло.
– Он в общем стойле на главной площади.
– Он… он что? – возмутился Оддин, вновь поднимая саблю и с силой сжимая рукоять.
Ситуация вышла неловкая: животное легко могли похитить, и тогда вернуть его не получилось бы.
– Я собиралась отправиться за ним сразу, как только…
Он устало потер лицо.
– Проклятье, Элейн! – воскликнул он. – Ты бросила меня невесть где без лошади. Я мог погибнуть от голода.
– Глупости, там везде росло полно белладонны.
Вздохнув, он жестом велел следовать за ним. Подошел к лошади, которую, видимо, раздобыл где-то, чтобы добраться до Нортастера. Не разбирающаяся в этом Элейн могла сказать, что эта выглядела довольно хило по сравнению со служебной. Поправив сбрую, Оддин обернулся и увидел, что Элейн не сдвинулась с места.
– Ну? – нетерпеливо произнес он. – Идем.
– Куда?
– Мы едем на площадь за моим Ветром.
– Ты можешь следовать за своим ветром, за солнцем или за луной, я никуда не поеду с карнаби, – уверенно ответила Элейн.
Она с трудом сдержала улыбку, когда, не скрывая раздражения, к ней подошел Оддин.
– Ветер – мой конь. Ты украла его, будь любезна вернуть.
– Я могу объяснить, где…
Не дав ей договорить, Оддин дернулся, с явным намерением схватить Элейн и силой усадить на лошадь. Но если бы ее было так легко поймать, она простилась бы с жизнью еще в детстве.
Их игру прервало деликатное покашливание, а затем раздавшийся сверху голос:
– Если именно так ты ловишь преступников, мой дорогой брат, я не удивлен, почему ежедневно получаю отчеты об ограблениях и убийствах.
И Оддин, и Элейн застыли. Ковин сидел на изгороди, небрежно свесив одну ногу. Сложив руки на груди, он лениво наблюдал за ними.
– Ковин, – произнес Оддин холодно.
– Не могу не отметить, что удивлен. Не тому, конечно, что ты, как всегда, занимаешься чем-то совершенно бестолковым и голосишь на всю округу. Но хотел бы я знать, что ты делаешь возле моего дома?
Оддин бросил короткий взгляд на Элейн. Та стояла ни жива ни мертва. Тяжело дыша, она глядела то на одного брата, то на другого.
– Я нахожусь в Нортастере в поисках опасного преступника, – ответил наконец Оддин.
– Не могу представить, как это могло привести тебя к дверям моего поместья?
Судя по небольшой паузе, Оддин размышлял, можно ли это было выдать за случайность.
– Рассчитывал на твою помощь, брат, – ответил он наконец.
Ковин фыркнул.
– Впрочем, ничего нового, – с издевкой произнес он.
Элейн видела, как Оддин сжал кулаки. Когда его брат перекинул ноги на другую сторону и начал спускаться по лестнице во внутренний двор, Элейн готова была выдохнуть. Но Ковин, прежде чем полностью скрыться за каменной оградой, сказал:
– Зайди. В конце концов, никто не виноват, что столь важным для общественности делом занимаешься ты.
Оддин внимательно посмотрел на Элейн. Надежды, что она дождется его, он наверняка не питал.
– Я здесь со своей… прачкой.
Элейн прикрыла глаза, не веря, что он действительно это сказал. Ковин же саркастично усмехнулся. Смерив Элейн взглядом, он глумливо заметил:
– Компания, безусловно, необходимая любому стражу порядка. Заходите вместе. Может быть, она и мне что-нибудь постирает.
Он неприятно улыбнулся, поймав ее взгляд. Когда Ковин исчез за забором, Оддин схватил ее за руку и потащил ко входу в поместье.
– Ты в своем уме? – шипела она. – Зачем мы к нему тащимся? И – прачка?!
– Ковин ни за что бы не поверил, что я оказался тут случайно, – прорычал Оддин, волоча упирающуюся Элейн. – А тебя оставлять одну я не собираюсь.
– Но – прачка? Какого демона полицейский будет таскать с собой прачку?
– А что я должен был ответить, скажи на милость?
Они оказались у тяжелой калитки, которую тут же приглашающе распахнул слуга. И Элейн, и Оддин прекратили борьбу, сделав вид, что оба явились по своей воле. Пока их провожали во внутренний двор, они продолжали переругиваться:
– Мог сказать, что я случайная прохожая.
– А мог сказать, что ты явилась, чтобы прирезать его, а я прискакал, чтобы тебе помешать. М?
Элейн нервно сглотнула. После сцены, которую она наблюдала между Ковином и Бойлом, и представить не могла, что хозяин дома сделал бы с ней.
– Ты бы так не поступил, – убежденно заявила она.
– Почему это? Я же карнаби. – Последнее слово он произнес язвительно. – Разве ты не считаешь всех нас бесчувственными животными?
– Считаю, – кивнула она, – но, по сравнению с братом, ты, скорее, кролик.
Оддин прорычал что-то невнятное, а затем отчетливее произнес:
– Знала бы ты, как мне хочется выдать тебя Ковину, чтобы проучить. – Они оказались у той самой беседки, за которой Элейн наблюдала несколькими минутами раньше. Тарелки с первыми блюдами уже убрали, Ковин наслаждался вином и сыром.
– Ну, и что там у тебя, – поинтересовался хозяин, развалившись в кресле.
Его манеры вызывали у Элейн дрожь отвращения. Он настолько явно демонстрировал свое пренебрежение к окружению, настолько преувеличенно лениво двигался, что ей хотелось ударить его, чтобы вынудить вздрогнуть, собраться. И эти согнутые пальцы…
– Что? – спросила она, замечая, что оба мужчины внимательно на нее смотрели, будто ожидая ответа.
– Я спросил, откуда ты родом. Такие рыжие волосы обычно встречаются где-нибудь в горах. – Тон Ковина был многозначительным, а за вопросом слышалось едва ли не отвращение, будто перед ним предстала глаштиг: полуженщина, полукоза.
Элейн не знала, как совладать с борющимися внутри эмоциями: страх и ненависть трепали душу, выставляя противоречащие друг другу требования. Ударить и убежать. Крикнуть и смолчать. Сказать правду и солгать.
– Она сама не знает, – ответил наконец Оддин, вероятно, почувствовав, что пауза стала неприлично долгой. – Я нанял ее в Хапо-Ое. Но сейчас не об