Сотни старых стеклянных банок с мозгами стояли на старомодных металлических библиотечных книжных полках высотой до потолка. Одни образцы плавали в формальдегиде; в других консервант испарился через микротрещины, так что кусочки мозгов сморщились и высох ли. В некоторых банках было лишь несколько маленьких обрывков ткани, в других – кусочки побольше, в нескольких – почти половина мозга. Они были датированы в основном первыми десятилетиями XX века. На банках были написаны имена. В одной банке мы нашли глаз, в другой – зародыш длиной не больше дюйма. Мы словно оказались в лаборатории безумного ученого или в диснеевском фильме о детях, которые провалились во временну́ю трещину и стали свидетелями пугающего научного эксперимента. Или, еще хуже, на чердаке Ганнибала Лектера.

Ящики были наполнены старинными медицинскими приборами; некоторыми из них Кушинг пользовался для разрезания образцов. Один из проходов перекрывала старомодная металлическая каталка. Около 80 мозгов, объяснила Дагради, находятся не в подвале и не в библиотеке, а в морге, где проводилась их очистка. Банки, готовые к отправке в морг, стояли в больших белых пластиковых баках на полу – в таких же баках в ресторанах обычно хранится майонез.

Казалось, что вот-вот откуда-нибудь из стены вылетит призрак самого Кушинга – ворчливого, высокомерного, невысокого человека с огромным носом – и наорет на нас, непрошеных гостей. Пока мы ходили туда-сюда мимо стеллажей, молчание нарушил громкий шорох. Неужели тут действительно водятся привидения?

«Должно быть, кто-то спустил воду в унитазе», – сказала Дагради, напомнив нам, что мы находимся в подвале под студенческим общежитием. Или, если выразиться иначе, студенты-медики Йеля спят и учат по ночам материал, в буквальном смысле находясь на фундаменте современной эндокринологии.

21 мая 1924 года двое чикагских юношей попытались безнаказанно убить человека.

Натану Леопольду или Бейбу как его обычно называли, было 19 лет; Ричарду «Дикки» Лебу – 18. Они оба были студентами Чикагского университета, родились и выросли в одном из самых фешенебельных районов города. В тот день они ушли из кампуса, арендовали автомобиль и поехали в Гарвардскую школу – элитную частную школу для мальчиков, которую оба окончили. А потом стали ждать. Они уже много месяцев составляли коварные планы и решили, что сделали все возможное, чтобы избежать подозрений.

Они, например, понимали, что не нужно ехать на «дело» на красном «Виллис-Найте» Бейба: он сразу их выдаст, – так что они решили взять напрокат скромную синюю машину. Еще они соврали шоферу семьи Леопольдов, сказав, что на «Виллис-Найте» разладились тормоза и их нужно починить, чтобы он не задавал вопросов, зачем им понадобилось вообще брать машину напрокат. В прокате они назвали вымышленное имя – Мортон Д. Баллард. Алиби – «мы всю ночь кутили с пьяными девушками» или что-то такое – они заучили наизусть, чтобы точно дать одинаковые показания, если вдруг их будут допрашивать. Бейб и Дикки были умными парнями; оба они перескакивали через классы и поступили в колледж уже в 15 лет. Но вот в убийствах они были новичками, так что продумали все далеко не настолько тщательно, как им казалось.

У ребят был список потенциальных кандидатов – сыновья богатых друзей их родителей. Они выбрали 14-летнего Бобби Фрэнкса, потому что в тот день он уходил из школы последним и без сопровождения. Они дождались его у школьного двора и заманили в машину, предложив подвезти до дома. Отъехав на несколько кварталов, они забили его до смерти.

Труп нашли тем же вечером в лесу; неподалеку лежала пара дорогих роговых очков. Полицейским удалось узнать, что эти очки продавались лишь в одном очень дорогом магазине города и было куплено всего три пары. Одна из них принадлежала Бейбу Леопольду.

Бейб попытался списать все на совпадение. Он соврал, будто бы любит наблюдать за птицами и потерял очки как раз в той роще, куда выбросили тело, за несколько дней до убийства. Полицейские ему не поверили. Вскоре оба парня признались во всем, причем оба винили друг друга.

Семьи наняли знаменитого адвоката Кларенса Дарроу, того самого, который позже защищал Джона Скоупса – учителя, на которого в 1925 году подал в суд штат Теннесси за то, что он преподавал в государственной школе теорию эволюции. В деле Леопольда – Леба Дарроу тоже обратился к науке. Он хотел не доказать невиновность парней – они оба признали вину, – а добиться, чтобы им присудили пожизненное заключение, а не смертную казнь.

Убийство быстро окрестили «преступлением века». Газетчики осадили дома Леопольдов и Лебов. В зале суда их была целая толпа. Позже это дело стало вдохновением для четырех фильмов (в одном играл Орсон Уэллс, другой снял Альфред Хичкок), нескольких книг (как беллетристических, так и документальных) и одной пьесы[1]. Главный вопрос и газетных репортажей, и фильмов, и романов, и широкой публики был прост: что заставило ребят, у которых было буквально все – образование, деньги, связи, – отказаться от всего этого ради преступного приключения? Каков был их мотив?

Пресса лишь подогревала любопытство. Может быть, мальчикам не хватало любви в семье? Репортеры сообщили, что болезненная мать Бейба наняла ему кокетливую немку-гувернантку, которая его и воспитывала. Мать Дикки была очень занята благотворительностью, так что его тоже спихнули на няню, а та оказалась весьма требовательной и наказывала его всякий раз, когда он приносил домой не отличные оценки. Во время суда публика узнала, что парни были любовниками, и оба они раньше промышляли мелкими кражами. В девять лет Леб воровал деньги с лимонадного лотка, который держал вместе с приятелем. Леопольд воровал марки из чужой коллекции. «Может быть, эти черты свидетельствуют о моральном разложении?» – спрашивали газеты.

Никакие вопросы «почему?» – ни воспитание, ни секс, ни азартные игры – не смогли составить целостной картинки. Тем не менее была одна теория, которая нравилась и врачам, и юристам, и широкой публике, которой не терпелось услышать какое-нибудь научное объяснение девиантного поведения, новая идея, которая привлекла внимание медицинских журналов и газет. Ответ лежал в эндокринологии.

Эндокринология в 1920-х годах пережила взрывной рост от малоизвестной науки до одной из самых популярных специальностей. Появилась целая куча книг с полезными советами, в которых предлагались эндокринные средства[2]. Рекламные полосы и редакционные статьи в журналах лишь привлекали еще больше внимания. Открытия появлялись одно за другим, и гормоны начали считать причиной всего, что попало, и одновременно лекарством от этого же. Гипофиз, как оказалось, выделяет гормоны, стимулирующие семенники и яичники[3]. Был изолирован эстроген, а чуть позже – и прогестерон. Оптимизм взлетел до небес, когда в 1922 году в Университете Торонто доктор Фредерик Бантинг и студент-медик Чарльз Бест спасли жизнь 14-летнего диабетика с помощью уколов инсулина, создав новое поколение гормональной терапии.