Уже темнело, всё вокруг стало странным, непростым. То и дело проезжали машины, они светили Малышу в лицо. И ехали они слишком быстро для такой погоды. Автобус плёлся осторожно, а эти неслись на огромной скорости, будто и нет гололёда. Только бы Филипп не забывал пропускать их тоже, думал Малыш. Сидеть на ступеньке было холодно, но играть не игралось, потому что Малыш устал сегодня в магазине.

– А в доме сейчас тепло, хорошо, – сказал Щепкин из-под свитера.

– Да, – вздохнул Малыш. – Представляешь, вдруг Филипп ещё и печку растопит? Вот будет здорово.

У них электрообогреватель в гостиной и электроплита на кухне, но Малыш обожает, когда они топят дровами.

– Здесь темно, – сообщил Щепкин; он провалился совсем вниз, голова больше не торчала из свитера наружу.

– Давай вытащу тебя, – предложил Малыш, – посмотрим на небо. Вдруг звёзды увидим? Гляди, там облака, а там небо синее-синее. Если облака сдвинутся, мы точно звёзды увидим.

– Они очень высоко, – ответил Щепкин.

– Кстати, о звёздах. Интересно, как там поживает медвежонок? То есть Лилле-Бьёрн. Мы с ним познакомились, а вместе не играем. Он ходит на работу с тётушкой Заботой, а я с мамой в магазин.

Медленно подъехал Филипп. Обычно он носится как угорелый, подлетает к крыльцу и резко тормозит, но сегодня не так. Малыш засеменил к велосипедному навесу, чтобы придержать дверь, но Филипп остановил его:

– Конец велосипедного сезона, в школу так больше не поездишь. Сейчас я спущу его в подвал и повешу на хранение до весны.

Он отпер дверь и втащил велосипед в дом.

– Малыш, открой мне дверь в подвал! – крикнул он.

Малыш настежь распахнул тяжёлую дверь, и Филипп стал спускать велосипед.

– Вот силач, – восхищённо промолвил Щепкин из-под свитера.

– Да, – кивнул Малыш. – Но смотри, какой я силач. Сейчас сам отнесу вниз мой велосипед.

Глядя, как Филипп спускается по лестнице со своим велосипедом, никто бы не подумал, что это трудное дело, но едва Малыш одолел первые две ступеньки, как трёхколёсник решительно потащил его вниз. Малыш упёрся и закричал:

– Филипп, скорей! Сюда! Помоги!

Брат прибежал, посмотрел, спросил:

– Что это ты делаешь?

– Хочу спустить велосипед вниз, вытереть, смазать и убрать на зиму.

– Понятно. Давай лучше я сам снесу его вниз. Эти подвальные лестницы коварны. Поедим и посмотрим, будет ли у нас время заняться велосипедами прямо сегодня. У меня сегодня вроде немного уроков.

– Хорошо, – улыбнулся Малыш.

Он обрадовался, что вечером Филипп точно будет дома.

Они вылезли из подвала, Филипп постоял, словно бы пробуя температуру, и сказал:

– В доме тепло, но будет уютнее, если мы истопим несколько полешек.

Малыш часто закивал головой, выражая полное согласие. Вечер обещал быть приятным, как раз как он мечтал. Малыш стал раздеваться, не дожидаясь напоминания, и справился сам со всем, кроме сапог. Иногда он и с ними справлялся, но сегодня шнурки заледенели и теперь торчали жёсткие, как спицы. Это оказалось ему не под силу.

– Дай помогу, а потом ты мне, – сказал Филипп.

– Ботинки снять? – уточнил Малыш.

– Нет, печку растопить. Положить в неё дров, нарвать газет. И потом обед приготовить.

– Это я могу, – сказал Малыш.

Филипп долго мучился с его шнурками, но всё же развязал их, Малышу осталось только поставить башмаки под плиту на кухне на просушку.

– А теперь можешь нарвать вот эти газеты и набить ими наши ботинки? – спросил Филипп.

– Легко. Только отнесу быстренько Щепкина наверх и сделаю.

– Конечно, – ответил Филипп. – Корнеевне привет.

И он красивым жестом приставил указательный палец ко лбу.

– Как хорошо воспитан этот юный джентльмен, – сказал Щепкин из-под свитера. – Не хочет ли он передать привет ещё и Корешку?

– Щепкин спрашивает, передавать ли нам привет от тебя Корешку.

– Да, приветов мне не жалко, Малыш, но ты побыстрее, иначе мы не управимся к маминому приходу.

Малыш отнёс Щепкина к Корнеевне и Корешку и бегом спустился назад на кухню.

– Давай буду рвать газеты, – сказал он.

– Отлично, – отозвался Филипп. – Картошку я уже поставил. Сегодня я её не чистил, а только поскоблил. Так даже полезнее, я читал. А что у нас к картошке?

– Рыба в пачке, – ответил Малыш.

– Хорошо, тогда ставим на огонь сковородку. А рыбу вынимаем, пусть оттает, а то холодную и твёрдую трудно резать. Ну вот. Теперь печка.

Но оказалось, что в корзинке у печки кончились дрова.

– Я схожу на улицу принесу, а ты пока рви газету на такие длинные полоски. И никуда отсюда не уходи, хорошо?

– Я с тобой, – сказал Малыш.

– Нет, это же надо снова тебя обувать, потом разувать. Или ты ждёшь меня здесь, или обойдёмся без печки.

– Хорошо, – согласился Малыш, сел у печки и взялся за старые газеты.

Филипп вернулся быстро и стал строгать щепки. Малышу это очень нравилось! Щепки у Филиппа вышли длинные и до того тонкие, что загибались на концах. Они были просто прекрасны, жечь их Малышу было жалко, но как скажешь об этом Филиппу, он специально их натесал, чтобы правильно топить печь.

– Давай сам попробуй, – сказал Филипп и протянул Малышу свой большой острый нож.

Малыш от удивления чуть не уронил увесистый нож на пол.

– Смотри на нож, – объяснил Филипп, – и откалывай щепку от себя, а не к себе. Начни, тогда станет понятнее.

Малыш от усердия стал красного цвета, но у него получалось. Не такие длинные, но вполне приличные щепки. Он бы с радостью провёл за этой работой остаток вечера, так она пришлась ему по душе, но Филипп забрал нож.

– В другой раз ещё попробуешь, – сказал он. – Только вместе со мной, одному тебе такой огромный нож брать не надо.

– Понял, – кивнул Малыш.

Филипп уложил дрова поверх щепок, прикрыл дверцу, оставив только щель, и чиркнул спичку. Вспыхнул огонёк, языки пламени побежали по газетам и перекинулись на щепки. Всё шипело, искрило, горело быстрее и быстрее, наконец дрова занялись по-настоящему, и Филипп сказал:

– Ну вот, разгорелось.

В печке уютно потрескивало, на плите кипела картошка, а раскалённая сковородка ждала, когда ей бросят рыбу.

– Что сделаем на сладкое? – спросил Малыш.

– Гоголь-моголь? – предложил Филипп. – Пока я жарю рыбу, ты взбивай. Давай разобью тебе яйца в чашку и положу сахар.

Малыш страшно загордился. Скоро он будет уметь всё, точно как Филипп. Только руки устают взбивать, поэтому вскоре он сказал Филиппу: