Но мне меньше и нужно, чем другим, так как мой желудок меньше требует пищи, что, в конечном счёте, и спасло меня.

И вот назначили день отъезда. К своему удивлению, днём я узнал, что ребята собираются устроить мне проводы. Я сперва не поверил, но потом все сбылось. В 7 часов вечера меня вызвали в барак, где жили полицаи. Собралось около двадцати человек. Были там полицаи и приближённые к ним. В том числе знаменитый Николай, забойщик, бывший наборщик ярославской типографии. С виду ничем не примечательный: среднего роста, узкоплечий, рыжеволосый, с рябоватым лицом. Но ребята к нему тянулись. Он привлекал своим удивительным голосом. Его присутствие меня обрадовало, я его уважал, особенно любил его замечательный голос, который можно сравнить только с голосом Муслима Магомаева. Я бы сказал, что голос Николая даже более сильный и красивый. Начальство лагеря часто его просило и заставляло петь. За это немцы награждали его баландой, а иногда и бутербродом. Пленные Николая упрекали, мол, за баланду немцам продался. Может быть, отчасти и так. Но мне кажется, что в песнях он изливал свою душу, в которой накопилось очень много горя.

Когда я пришёл, все уже были в сборе. Я удивился, что мне устраивают проводы. И непонятно, за какие заслуги. На столе три булки хлеба, картофель, немного сыра, немного сала, горох, колбаса и три бутылки спирта. Где, каким образом всё это достали? По всей вероятности, организатором этого вечера был Сидор. Полицаи имели возможность ходить в город, им давали пропуск. Видимо, всё это в городе достали, может быть, кое-что на лагерной кухне (повара с полицаями считались). А где взяли деньги?

Некоторые военнопленные находили на шахтах, да и на заводах металлические трубки из нержавеющей стали. Они резали эти трубки на колечки, обрабатывали, и получались кольца, похожие на серебряные. Другие пленные доставали резину и брезент и шили из них чувяки. Кольца и чувяки немцы охотно покупали (большей частью обменивали на хлеб, маргарин, соль и другие продукты). Предполагаю, что с помощью военнопленных пустили в оборот чувяки, кольца и таким образом раздобыли драгоценные для того времени яства для стола.

Налили по стопочке спирта, разбавили водой. Сидор предложил выпить за победу советского оружия. Выпили все, в том числе и я. У меня сразу закружилась голова. Налили ещё. Кто-то предложил выпить за моё здоровье. Я поблагодарил за тост и пожелания, но пить отказался. После второй стопки все захмелели, кроме полицаев. Попросили Николая спеть. Он затянул песню «Бежал бродяга с Сахалина глухой неведомой тропой». У всех на глазах навернулись слёзы, а некоторые рыдали. Он ещё спел несколько русских и советских песен, в том числе о Родине. Потом ещё выпили. Говорили о житье-бытье, о последних новостях на фронтах, о втором фронте (о действиях союзников). Хорошо, что всё обошлось благополучно, никто на нас не донёс.

На следующий день я узнал, что со мной отправляют в лагерь ещё одного пленного, Золотарёва Петра. Я удивился, что он жив и в состоянии на своих ногах добраться до лагеря. Пётр несколько раз пытался бежать, но безуспешно. Пытался и я, как и некоторые другие, но не получалось. А потом пришёл к выводу, что это безрассудство. Бежать-то некуда: если к своим, то надо прошагать всю Германию, если во Францию, то впереди Рейн и оборонительные укрепления. Да и на местности плохо ориентировались. Но нельзя утверждать, что во Францию не бежали. Несомненно, пленные бежали. Но из каких лагерей, из каких мест, не могу сказать. Хорошо помню, как в 1945 году, в июне или июле, в Дюссельдорф из Франции прибыла группа советских военнопленных, участвовавших в сражениях с немцами в Сопротивлении на территории Франции.

Всё-таки однажды Пётр убежал. Где-то дня три блуждал. Но его поймали и привели назад, на шахту. Беглеца пороли все – поляк-полицай, русские полицаи и немецкие солдаты. Избили так, что встать он не мог. Если бы так били другого пленного, тот бы очень быстро отдал концы. Петро имел крепкое телосложение и поэтому остался жив. Его полумёртвого на носилках отнесли в санчасть, где он пролежал целый месяц. После выздоровления несчастного снова погнали на шахту. Через несколько дней он отказался идти на работу. Петра опять выпороли, и снова санчасть. Попросился на комиссию, и его выписали в лагерь (этому способствовала ещё большая рана на ноге).

Хемер

Опять мы прибыли в Хемер, в лагерь военнопленных. Более полутора лет не был здесь, работал на шахте. Особых изменений не заметно, порядки те же, что и раньше, только стало, как мне показалось, более оживлённо.

Сюда прибыло много итальянских военнопленных. Немцы относились к ним почти так же, как к советским, но иногда демонстративно злобствовали, называли предателями этих «итальяно». Хотя в чем они виноваты? Муссолини вел антинародную политику, и итальянцы повернули оружие против Муссолини и Гитлера. Наши ребята звали их просто «итальяно», как и немцы, а некоторые иронично величали «муссолини».

Среди них тоже появились полицаи. Они, как и наши, верно служили немцам. К «великосветскому» обществу относились музыканты и артисты, которых было очень много. Немцы выбирали самых лучших. Итальянцы – народ музыкальный и поющий, чуть ли не каждый из них красиво пел. Однажды я изумился, увидев человек двадцать итальянцев, без руководителя и дирижера, исполнявших современные итальянские и немецкие песни. Пели они слаженно, красиво и без всякой подготовки. Немцы любили послушать итальянскую музыку и песни. Поэтому они нет-нет и заставляли итальянцев петь и играть. Мы, несмотря на постоянный голод, тоже были не прочь насладиться прекрасными голосами. Конечно, итальянцы могли петь, потому что они были крепче нас и ещё не дошли до такой степени истощения, до какой довели нас.

В лагере шла бойкая торговля хлебом, маргарином, сахаром, махоркой, табаком, сигаретами, одеждой и другими вещами. Денег, разумеется, в обращении не было (хотя у некоторых они имелись, особенно у полицаев). Кое-кому удавалось принести с места работы на близлежащих фермах сахарную и кормовую свёклу, картофель, брюкву. Кого только в лагере не было: рабочие, колхозники, слесари, монтёры, каменщики, маляры и штукатуры; учителя, инженеры и даже кандидаты и доктора наук. Большинство пленных здесь чувствовали себя лучше и намного крепче нас. Видимо, они недавно попали в плен или же находились на сельскохозяйственных работах. Здесь формировали команды и отправляли на заводы и шахты. Чтобы не ехать на работу, Пётр смазывал рану серной кислотой, добытой ещё на шахте Беккеверт. Но я не решился это сделать.

В свободное время,