сейчас предстали во весь рост, оглушив своей значимостью и безумством. Ильдар почувствовал нехватку воздуха. Он поднялся и раскрыл балконную дверь, запустив февральскую сырость. Вчера его жена первой испытала приступ. Теперь она в больнице. Ильдару недопустимо следом слечь на больничную койку. Он должен во всём разобраться. Салават в опасности и нуждается в помощи. У Ильдара нет времени валяться в палате.

— Как больно! — он скривил рот. Но влажный воздух подействовал. Спазм прошёл. Однако его душа, не переставая, горела и рвалась на части. Он растёр грудину ладонью, будто пытался теплом рук растопить ледяную неизбежность.

Мужчина думал обо всём и сразу. Вопросы всплывали и, не находя ответа уходили, куда-то вглубь сознания, чтобы через промежуток времени заявить о себе вновь. Часто они шли вразброс, и тогда Ильдар не мог даже сфокусироваться ни на одном из них. А иногда они выстраивались в твёрдую шеренгу, и маршировали парадом. Тогда он цеплялся за знаки препинания с запятыми, и ему даже удавалось, отвечать. Взбрыкнул вопрос: «Ты расскажешь Ляле то, что уже тебе известно?».

«Нет, конечно!», — теннисной ракеткой он увернулся от удара плотного мяча.

«Если она сама узнает об этом?», — раздражал невидимый собеседник.

«Как?».

«Расскажет кто-нибудь!».

«Всё обойдётся!», — Ильдар не вычеркивал надежды. Салават скажет правду. Его сын невиновен.

Собеседник стал ему врагом. Лживой ищейкой засёк «обойдётся», ухватившись за слово.

«Если не обойдётся? Точно не обойдётся! Салавата посадят в тюрьму! Придётся рассказать всем родственникам и друзьям, что ваш, с Лялей, сын — законченный наркоман и надолго упрятан за решётку! Но это пустяк по сравнению с тем, что ты потерял, Ильдар, сына!».

Мужчина уже не мог дальше сопротивляться. Отец исчерпал аргументы в споре. Он проиграл мозговой штурм, который наступил ему на самое больное место. Он смирился с клеймом стать отцом тюремного наркомана, но щемящее осознание, того, что Ильдар не обнимет, как прежде Салавата, не потреплет ему волосы, не похлопает по плечу и не поговорит с ним по душам, обожгло железными клещами. Потухло пламя отцовской энергии в последнем вздохе. У Ильдара выступили слёзы. Стон, похожий на крик раненого бойца, обречённого на погибель, разорвал тишину пустой квартиры. Его плечи затряслись, а слёзы градом потекли по щекам. Ильдар потерял смысл жизни. Он знал, что без сына у него тоже нет будущего. Он жил любовью и надеждами. Верой и мечтами. Салават являлся для него тем центром, возле которого он вращался по орбите. Сын скреплял их семью. Был опорой и поддержкой. Опора треснула, а поддержка рухнула, как гнилые мостки. Ильдар с горечью констатировал, что нет смысла в дальнейшем существовании. Ему казалось, что жизнь закончена. Он представил, как расскажет Ляле об этом. Её явно ждёт удар. Более сокрушительный и уничтожающий. Неизвестно, оправится ли она от чудовищной новости, если Салавата закроют в тюрьму? Даже, если она выдюжит и выкарабкается, то их дальнейшее существование будет иным. Ильдар может предположить, что Ляля уже не станет прежней стрекозой, восторгающейся расцветающей в саду сиренью, а он, примерит шкуру угрюмого одиночки-бирюка. Квартира превратится в нелюдимую и закрытую от посторонних глаз и ушей, панельную будку. Станет безымянной, словно могила на кургане.

Его голова раскалывалась от боли. Он решил ополоснуть водой лицо. Пришла слабая мысль, прилечь и поспать. Он отдавал себе отчёт, что вторую ночь проводит практически без сна. Вчера он прилёг на четыре часа, но часто вскакивал от путанных и беспокойных сновидений. Ильдар вошёл в ванную. Тёплая вода смыла с него мокрые бороздки, оставленные горючими слезами. Расчёской мужчина усмирил спутанные волосы. Будто в тумане он зашёл в спальную комнату. Мужчина посмотрел на царящий беспорядок. Неубранная постель, ворох лекарственных препаратов, лежащие на прикроватной тумбочке и тонометр для измерения артериального давления говорили о спешке, с которой Ляля и Ильдар покинули комнату, уехав на машине скорой помощи в больницу. У него не хватило за день времени прибраться в комнате. Голова буквально разрывалась, и Ильдар подумал, что больше не может терпеть эту пульсирующую боль. Но вначале измерит давление. Он натянул манжету на руку и включил прибор. Вскоре экран показал цифры. Ильдар обнаружил, что давление повышенное, но это не стало для него открытием. В подобных условиях это не выглядело странным. Покопавшись в пакете с лекарствами, отыскал обезболивающую таблетку. Уже на кухне налил воды в стакан и. не разжёвывая, проглотил целиком белую шайбу.

Сознание, израсходовав воспоминания сыновнего детства, и словно обновившись, начало подкидывать современные картины из недавних событий. Они были короткими, но очень живыми и сочными…

…— Папа! Мама! Я поступил! Ураааа!

У Салавата возбуждённым блеском горели глаза. Он захлёбывался, стремясь, как можно быстрее сообщить им, с нетерпением ожидаемое известие. Он едва не прыгал от радости. Салават только что вернулся домой в приподнятом настроении из института, в котором ему, в будущем, предстояло учиться.

— Поздравляю! — Ляля улыбнулась. Вытянувшись на цыпочках, губами потянулась к щеке сына, который в свою очередь пригнулся, чтобы матери было удобнее.

Ильдар с удовольствием смотрел на высокую и стройную фигуру. Закончились волнения и родительские беспокойства, связанные с ВУЗовской вступительной кампанией. Они с Лялей искренне переживали и волновались. Несмотря на то, что Салават удачно выдержал выпускные экзамены в школе, получив высокие баллы на ЕГЭ, родители беспокоились за дальнейший выбор. Воодушевившись успехами в оценках, и приобретя мотивацию для нового роста, работа закипела с удвоенной силой, более продуктивной и настырной. Ляля и Салават засели за ноутбук и проштудировали интернет, закопавшись в проспектах и выдвигаемых требованиях приёмных комиссий. Под мягкие и ненавязчивые советы отца и матери, Салават представил документы в несколько учебных заведений. Подобная практика стала обычной. Недавним школьникам разрешалось, делать подобным образом, не ограничивая их волеизъявление и предоставляя дополнительные возможности для поступления. После недолгих раздумий, список предполагаемых учебных заведений сузился, оставив два из них. В конечном итоге Салават выбрал строительный. Благодаря высоким оценкам, сын уверенно вышел в первую тройку лидеров. Его фамилия на выбранную специальность фигурировала третьей в списке. Так Салават превратился в студента первого курса очного отделения, инженерно-строительного института. Жизнь потекла своим чередом. За жарким летом наступила жёлто-багровая осень. Начался сентябрьский первый курс, напряжённый, но увлекательный для новоиспечённого студента. Новые преподаватели, новые учебные предметы и необычная обстановка манили, как сверкающая иномарка. Студенческая жизнь захватила сына, затащив в свой бурный водоворот. Оказавшись неизведанным, они привлекали внимание любознательного молодого человека своей закрытой тайной, которую хотелось, попробовать, испытать и прочувствовать. Ильдар наблюдал за настроением сына и часто интересовался обстановкой в институте, прошедшими учебными