социальных медиа в целом нам нужно избавиться от медицинских метафор. Попытка маргинализировать эгоцентричных правых популистов как «больных» может оказаться фатальной ошибкой как тактически, так и диагностически. В рецензии на книгу мы можем узнать, что «собственные взгляды госпожи Домбек отражают мысли Рене Жирара, который заявлял, что наша склонность видеть нарциссизм в своих родителях или супругах является попыткой уверить самих себя в том, что если те, кого мы желаем, не слишком отвечают нам взаимностью, то это потому что они больны, а не потому что мы не представляем интереса» [60].

Чтобы не говорить исключительно о страхе нарциссизма, давайте снова взглянем на Трампа – человека, который, «кажется, в исключительной степени осознает, что он всегда играет. Он движется по жизни как человек, который знает, что за ним всегда наблюдают». Это цитата из статьи в The Atlantic под названием «Сознание Дональда Трампа» («The Mind of Donald Trump») от июня 2016-го [61]. В ней его описывают как «приводящего в замешательство»: «космического уровня экстравертность вкупе с ненормально низким уровнем сговорчивости». Список черт его характера потрясает. Трампа описывают как динамо-машину, куда-то двигающуюся, неугомонную, неспособную сидеть смирно, которой достаточно короткого сна. Главной характеристикой этой высокой экстравертности является его непреклонная жажда вознаграждения. Побуждаемые активной циркуляцией дофамина в мозгу, такого уровня экстраверты гонятся за позитивным эмоциональным опытом. «Гнев может питать злой умысел, но также может и мотивировать социальное доминирование, провоцируя желание вызывать восхищение у других. Гнев лежит в основе харизмы Трампа. Им управляет кипящая экстравертность, беспрестанная показушность и невероятное тщеславие». Он никогда не задумывается о сопутствующем ущербе.

Люди с высоким уровнем нарциссизма стараются привлечь внимание. Постоянные и беспорядочные ссылки на собственную персону – это их отличительная черта. Со временем других начинает раздражать или даже бесить их зацикленность на себе. Когда нарциссы начинают разочаровывать тех, кого в свое время околдовали, то их падение может оказаться особенно болезненным. «Кто слишком высоко летает, тот низко падает» – эта старинная мудрость все еще действует. Мир наполнен чувством опасности: ему нельзя доверять, и нужны крутые меры. Как и древний воин, новый герой – это яростный боец, который бьется до победы. Кстати, вас случайно не донимают фантазии о том, как миру приходит конец из-за чужой эгоистичности?

«Кто на самом деле такой Дональд Трамп? Что скрывается за маской лицедея? Я мало что могу различить помимо эгоцентрических мотивов и личной истории о победе любой ценой, которая эти мотивы дополняет. Как будто Трамп настолько отдался развитию и выстраиванию доминирующей позиции в обществе, что у него не осталось ничего, из чего могла бы родиться история, которая имела бы смысл для него самого или для народа Америки. Дональд Трамп всегда играет Дональда Трампа, который бьется до победного конца, но никогда не зная, зачем».

Где найти точку отсчета сегодняшней философии сомнения? Давайте поищем секулярное продолжение критики религии. Что есть атеизм в информационном контексте? Множество источников и точек зрения, которое однажды восхваляли как «разнообразие мнений», достигает сегодня своей нигилистической нулевой точки. В ней возможное скопление смысла, потенциально ведущее к критическим замечаниям и даже знанию, оборачивается омутом безразличия. В итоге даже нельзя исключить исчезновение таких информационных каналов как Twitter, которые процветают за счет индивидуального самовыражения, суждений и предпочтений.

В наши дни институциональные догмы затеряны внутри медиафольклора, они подключены к архитектуре сетей и управляются алгоритмами. Сознательное неприятие авторитетов сегодня настолько распространено и глубоко укоренено в нашей повседневной рутине и ментальности, что уже не имеет значения, отрицаем ли мы, одобряем или деконструируем определенную информацию. Это – весьма хитрый аспект сегодняшнего состояния социальных медиа.

Создатели мемов выработали иммунитет к критике либеральных центристов-моралистов. Их файервол индифферентности еще не был взломан, а ироничная деконструкция уже не помогает. По словам Тары Бёртон, «учитывая его идеологическую анархию, щитпостинг (shitposting) не поддается анализу. Ничем не ограниченные щитпостеры расставляют риторические ловушки для своих врагов, которых сковывает тот факт, что им действительно есть что сказать» [62]. Согласно выводам Бёртон, «щитпостинг нельзя опровергнуть – его можно только повторить». Сейчас не время человека эпохи Возрождения, и разочарование оказывается слишком сильным.

Часть II. Определяя правила дизайна мемов

Мы ошарашены медиасобытиями, которые разворачиваются в режиме реального времени. Скрывает ли от нас этот спектакль более радикальные и долгосрочные перемены? Каков вообще наш план? Гражданское общество формирует благонамеренные политкорректные стратегии, которые, конечно, важны, но как будто существуют в параллельной вселенной. Они не способны бросить вызов циничному дизайну мемов, который быстро становится оружием в руках высших эшелонов власти. Есть ли способ не просто дать отпор, но и быть на шаг впереди? Что у нас в голове? Как перейти от data к Дада и стать авангардом XXI века, который действительно понимает технологические императивы и показывает, что именно «мы и есть социальное в социальных медиа»? Как мы можем развить, а затем и расширить критические концепты, а также так свести политику и эстетику, чтобы это нашло отклик у миллионов обитателей сети? Давайте попробуем распознать препятствия, не забывая при этом, что уже время действовать. Мы знаем, что насмешка над маленьким мирком ксенофобов уже не работает. Мы можем объединиться, но что еще? Можно ли ожидать чего-нибудь от дизайнера в роли одинокого волка? Как можно организовать такой вид политического труда? Нужно ли еще больше инструментов, чтобы всех нас собрать? Вы уже использовали Meetup, Diaspora, DemocracyOS или Loomio? Может быть, коллективный сайт знакомств для политического активизма? Как нам создать дизайн и затем мобилизовать коллективное, сетевое желание, которое объединило бы нас в «глубоком разнообразии»? Хватит ли надежды на распределенные и открытые сети или же вы ищите сильные связи – со всеми вытекающими последствиями?

Целые поколения теоретиков пытались осмыслить фатальные ошибки эпохи между двумя мировыми войнами, но какой вывод подходит нам, когда мы движемся к похожему сценарию? Пора перечитать «Истоки тоталитаризма» Ханны Арендт, где мы находим цитату Давида Руссе, что «нормальные люди не знают, что все возможно» [63], «Психологию масс и фашизм» Вильгельма Райха, Адорно и Хоркхаймера, «Массу и власть» Элиаса Канетти – и «Мужские фантазии» Клауса Тевеляйта, опус, во многом определивший мою интеллектуальную судьбу [64]. Это, конечно, субъективный список, так как в этом жанре слишком много работ, ставших классикой. Помогут ли нам эти авторы обнаружить ключевые факторы нашей эпохи? Как нам правильно определить тот самый фактор, который стал причиной перелома, и затем выявить и начать решать