Вадик, а не Вадик-первый-на-курсе. Это воспринималось как несправедливость.

Несправедливость всегда точит сердце. С этим надо что-то делать. Вадик стал чаще поглядывать на Алину, надеясь поймать ее взгляд. Но поймав, почему-то отводил глаза. Алина смотрела прямо, без смущения и кокетства. Просто разглядывала его. И взгляд у нее был спокойный, ровный, не любопытный. Вообще-то это называется равнодушием. Но Вадику не хотелось признаваться себе в этом. Он предпочитал называть равнодушие временным отсутствием интереса к его персоне. А интерес – дело наживное.

Через неделю после прихода Алины он купил себе яркие носки и силиконовые шнурки. Еще через неделю сменил стрижку. Но, увы, интереса с ее стороны не прибавилось.

«Ну и хорошо», – подумал Вадик, проглотив горечь. Значит, она не гонится за внешними эффектами.

А девушки вокруг заметили. И носки, и шнурки, и стрижку. Они вообще замечали все, что происходило с Вадиком. Он считался лакомым кусочком: умный, симпатичный, из хорошей семьи. Немного повернут на учебе, но для потенциального мужа это даже хорошо. Девушки подходили и на правах добрых знакомых по очереди ворошили ему волосы.

Особенно старалась Вероника, староста группы. Она даже сделала комплимент шнуркам, обозвав их прикольными. Неравнодушие Вероники бросалось в глаза и смущало Вадика. Вероника осаждала Вадика не первый год. Она действовала как глинобитная машина, монотонно долбя преграду с тупым упорством и полной уверенностью, что рано или поздно стена рухнет. В какой-то момент у Вадика даже появилось чувство вины за свое неблагодарно глухое сердце, как будто это уже неприлично с его стороны – не влюбиться в роскошную Веронику. Но сердце стучало ровно, оживая только при взгляде на худосочную Алину.

Алина не делала комплиментов ни носкам, ни шнуркам, ни стрижке. Похоже, ее слабо интересовал не только Вадик, но и вообще все, что выходило за рамки занятий. И это как-то облегчало грусть Вадика.

На переменах, когда все шумно общались, пытаясь втиснуть громкие фразы про то, как клево прошли выходные, Алина молчала и смотрела перед собой. В стенку, или в парту, или просто в пол. Казалось, что это зависит от наклона головы, а не от ее настроения.

В университетский буфет она не ходила. Это Вадик заметил сразу. Он решил, что у нее своя система питания. Алина была почти прозрачной. Может, ей нужна особенная еда, или она ест по часам, не совпадающим с расписанием перемен. У этих девушек вечно какие-то голливудские диеты на уме.

Удача присела на плечо Вадику, когда началась теория вероятностей. Предмет показался сложным даже ему. Остальная часть курса тихо возненавидела преподавателя, как будто он несет прямую ответственность за многоэтажные формулы. Алина перестала рассматривать Вадика. Теперь она неотрывно смотрела на доску, и ее взгляд часто приобретал панический оттенок.

Однажды преподаватель спросил: «С какой вероятностью мышь, если ее непрерывно бросать на клавиатуру, напишет роман “Война и мир”?». Вадик засмеялся, он оценил шутку. А Алина не оценила. Она подняла руку и с серьезным видом выдала ответ: «С вероятностью одна вторая: или напишет, или не напишет». Преподаватель рассмеялся. Вадик тоже. Он смеялся как можно громче и энергичнее, чтобы показать Алине, как здорово она пошутила. Судя по его смеху, это была шутка века. И тут Алина посмотрела на него. В ее глазах стояли слезы. Она не шутила.

Надвигалась сессия. И главной миной на этом пути была, конечно, теория вероятностей. Студенты вгрызались в эту издевательскую науку, но она огрызалась в ответ. Все только и делали, что подсчитывали вероятность своего фиаско.

Вадик воспользовался ситуацией и предложил Алине помощь.

– Хочешь, я позанимаюсь с тобой?

– Чем? – спросила она.

– Теорией вероятностей.

– Тогда хочу.

Это «тогда» царапнуло Вадика, но он не подал виду. Главное, что она согласилась.

– Давай сегодня, сразу после занятий.

– А сколько ты берешь?

Впервые он увидел, что Алина засмущалась.

– Чего?

– Денег.

– За что?

– За занятия.

Вадик немного оторопел. Брать деньги со своих ему бы и в голову не пришло. Да и зачем? У него вполне состоятельные родители.

– Бесплатно. Чисто по-дружески.

– Тогда давай.

И опять это «тогда». Странная она все же.

Заниматься начали в тот же день. Быстро выяснилось, что дела обстоят хуже, чем Вадик мог предположить. Нельзя сказать, что у Алины были пробелы в знаниях теории вероятностей. Пробелы – это прекрасно. Пробелы – это как озера на равнине. А тут знания напоминали маленькие островки в океане незнания.

Но Вадик старался изо всех сил. И надо сказать, что Алина схватывала на лету. Она была неглупой и очень настойчивой. Даже какой-то настырной, одержимой. Ковыряла формулы до тех пор, пока их смысл не обнажался перед ней до состояния полной наготы. Постепенно острова расширялись, океан незнания уходил в отлив.

Вадик понимал, что в учебе они продвигаются. Но только в учебе. На любовном фронте все оставалось без перемен. Да и фронт этот был какой-то странный. Вадик его открыл, а Алина словно и не заметила. Она воевала только с теорией вероятностей.

Занимались они после занятий в свободных аудиториях. Но в коридорах шумели студенты, постоянно кто-то заглядывал. Спрос на пустые аудитории был велик, студентам нужно было где-то целоваться. Тогда Вадик предложил:

– Давай заниматься у меня дома. У меня родители поздно приходят.

Он ожидал услышать «Тогда давай». Но Алина ответила:

– Нет, это неудобно.

– Ладно, давай у тебя. Ты далеко живешь?

– Далеко. – И нетерпеливый стук карандашом по тетрадке.

Вот и поговорили.

Единственное, в чем Алина уступила Вадику, касалось еды. Для занятий с ней он запасался в буфете разными коржиками и печеньем и выкладывал все это горкой рядом с тетрадью. Алина сначала отказывалась, потом взяла коржик, отломила кусочек. Вадик, как строгий учитель, сделал выговор: «Не кроши на парту. Бери целый». И она взяла. Как будто дикий зверек впервые взял еду с его рук.

Вадик стал приносить разносолы в ланчбоксе. Дома пришлось соврать, что у него от столовской еды изжога. Мама переполошилась и начала готовить диетические блюда, укладывая их в пластмассовые контейнеры, а затем в термопакет. Еда была теплой в любое время.

Запах домашней еды заполнял пустую аудиторию, делал мир уютным и спокойным. Вадик выкладывал из рюкзака одноразовые вилки и ставил один из контейнеров перед Алиной.

Сначала он пошел неверным путем:

– Будешь есть? Я сейчас не хочу.

– Тогда потом съешь.

Он сменил тактику:

– Мне одному не съесть, пропадет еда, придется выбросить.

– Тогда давай.

Алина стала приносить с собой термос с чаем, как будто это ее вклад в их застолье. Чай был необычным, с травяной горчинкой. Оказалось,