Я вздрогнула. Смутилась. Опустила взгляд в меню. Промямлила: «Ничего».

– Чего так смотрела?

– Нормально смотрела.

Я заслонилась меню по самые брови.

Несколько секунд прошло в молчании.

– Тебя по выходным онлайн никогда не бывает, – произнес Оушен.

– Ну да.

– В чем причина?

Он с опаской взялся за край меню, потянул на себя, чтобы видеть мое лицо.

Господи.

Нет, я такого не выдержу. Не выдержу, и все. Боже. Спасите меня от меня. Его лицо… Ослепительное. Ослепляющее. Что со мной? Почему меня к нему тянет?

Почему?

Судорожными усилиями мысли я хваталась за старое оружие, проверенное на смазливых парнях. Скорее возвести стены, спрятаться, скрыться. Бесполезно. Стены не возводились. Потому что Оушен смотрел на меня в упор.

– Я по выходным занята, – выдавила я. Получилось неубедительно.

– А, – протянул Оушен и откинулся на спинку стула. Лицо стало непроницаемым. Оушен раскрыл и бегло прочел меню.

Тут-то я и не выдержала. Просто не могла больше терпеть.

– Зачем ты ко мне привязался?

Фраза сама вырвалась. На выдохе. С оттенком злости. Я его не понимала, этого Оушена; досадовала, что он столько места занял в моем сердце; я не представляла, что у него на уме. Я запуталась. Вылетела из колеи. Оказалась не в своей тарелке. Прояснить все и со всем покончить. Раз и навсегда. Немедленно. Вот чего я хотела.

Оушен вздрогнул. Положил меню на стол. Нахмурился.

– В смысле?

– В смысле, – я подняла взгляд к потолку, прикусила губу, – я не понимаю, что происходит. Почему ты так мил со мной? Почему школу со мной прогуливаешь? Зачем на обед с моими родителями напрашивался?

– А вот, кстати вспомнила! Ты уже с ними поговори…

– Не понимаю, чего ты добиваешься, – оборвала я. Щеки вспыхнули. – Что тебе от меня надо?

Оушен явно удивился.

– Ничего. Мне от тебя ничего не надо.

Я с трудом сглотнула. Отвернулась.

– Это ненормально, Оушен.

– Что ненормально?

– Вот это вот. – Я повела рукой от себя к нему и обратно. – Это. Не-нор-маль-но. Парни вроде тебя с такими, как я, даже не разговаривают.

– С какими «с такими»?

– Не прикидывайся. – Я сузила глаза. – Ты отлично понял, с какими. За идиотку меня не держи.

Он продолжал таращиться.

– Я просто хочу знать, что происходит, – повторила я. – Непонятно, зачем ты так усиленно набиваешься мне в друзья. Зачем оказываешься всюду, где я. Тебе что, жалко меня, да?

– Что? – Он приподнял брови. – Черт!

– Не надо меня жалеть. Нет причин.

Он чуть улыбнулся – будто бы про себя – и произнес с утвердительной интонацией:

– Ты не понимаешь.

– Вот именно. Пытаюсь понять, не могу и бешусь от этого.

Оушен хохотнул.

– Бесишься? Почему?

– Не знаю.

– Вот как.

– Слушай, Оушен, забудь. А я, пожалуй, домой пойду.

– Не у… – Ему не хватило дыхания, и он начал снова: – Не уходи. – Взъерошил волосы, прошептал: «Боже!» и выдал: – Просто я считаю, ты классная. Понятно теперь? Что, так трудно было догадаться?

– Вообще-то да.

– А еще я считаю. – Оушен явно разошелся. – Что ты очень красивая. Только не позволяешь тобой восхищаться. Скажешь, не так?

Нет, сердце у меня не остановилось. Быть такого не могло – однако, по ощущениям, было.

Меня уже называли красивой. Один раз. В восьмом классе. За глаза. Одна девчонка объясняла подруге, почему меня на дух не выносит. Потому что я красивая и при этом злюка. Есть такой типаж. Брошено было небрежно, с фырканьем; по тем признакам я и поняла, что девчонка говорила правду. До сегодняшнего дня в моем виртуальном списке комплиментов эта фраза стояла в гордом одиночестве. А я всерьез задумалась: может, я и правда красивая? Если верить маме, то да, но больше никто на эту тему не высказывался. И вот, пожалуйста…

Потрясенная, я не сумела ответить членораздельно. Сидела и полыхала щеками.

– Ну что, прояснил я ситуацию? – спросил Оушен.

Я на него не смотрела, но чувствовала: он улыбается.

– Вроде да.

Потом мы заказали блины.

За блинами говорили обо всем и ни о чем. Так быстро перескакивали с серьезных тем на пустяки, что из блинной я вышла в неуверенности: вправду ли Оушен назвал меня красивой? Может, послышалось? Сама виновата, что не помню, решила я. И похолодела. Я буквально вырвала у него прямой ответ. Ожидала совсем другого – вот и смутилась. И теперь не знала, что с этим делать.

Два слова – «ты красивая» – сделали меня уязвимой.

Дальше мы говорили о кино. О фильмах, которые смотрели. И о тех, которые хотели бы посмотреть. Нормальный разговор. Безопасный, хоть и скучноватый. Пожалуй, на выходе из блинной не я одна – мы оба испытали облегчение. Там, в замызганной кабинке, осталось чувство неловкости; мы надеялись, оно за нами не увяжется.

– Не знаешь, Оушен, который час?

Мы брели в молчании, рядом, не глядя на дорогу.

Оушен покосился на часы.

– Третий урок сейчас кончится.

Я вздохнула.

– Пожалуй, нам пора в школу.

– Да.

– И так много прогуляли.

Оушен остановился, коснулся моей руки. Произнес мое имя.

Я подняла взгляд.

Он гораздо выше меня ростом. Никогда еще я не смотрела на него снизу вверх. Никогда не стояла в его тени. Мы замерли на тротуаре, лицом к лицу. Совсем близко.

От Оушена очень хорошо пахло. Сердце опять запрыгало.

Он смотрел с тревогой. Открыл было рот, хотел заговорить. Передумал и отвернулся.

– Ты чего?

Он качнул головой. В уголке глаза мелькнула улыбка.

– Так. Забудь.

Определенно, что-то его беспокоило. Но он сказал: «Забудь» – и я внушила себе, что вовсе не интересуюсь ходом его мыслей. Сменила тему:

– Слушай, а ты в этом городе давно живешь?

Оушен неожиданно обрадовался моему интересу, моему простому вопросу.

– С незапамятных времен. В смысле, мы переехали, когда мне было лет шесть, но сейчас кажется – я тут с рождения.

– Надо же. – Я почти прошептала эти слова. Одной фразой Оушен озвучил мое заветное желание. – Хорошо, наверное, жить все время в одном месте.