— Да я сам им звонил, — сообщил Ботаник, проглотив очередной пирожок.

— Думаешь, доберёмся на твоём «шестьдесят шестом»? — спросил я у Серёги, не придав значения словам напарника — а зря, стоило задуматься.

— Ну… моя ласточка только по горам лазать не умеет, да на горных тропах не скачет — не козёл чай. — Шофёр пошутил и тут же расхохотался — весело, заразительно. Я не мог не улыбнуться в ответ. — С рудника, с маральников, геологи своим транспортом добираются. Своё всё у них. Сейчас мода пошла — квадроциклы. Вроде мотоцикла на четырех колесах. Знаете, поди?

— Знаем, знаем, где ж не знать! — прожевав, кивнул Петро.

— Так вот, квадроциклы, а зимой снегоходы — само мило дело по нашим местам. А чего вас с прииска-то не встречают, я вам могу однозначно сказать… Оне обычно сами транспорт присылают за покупателями — их тут знаете скока понаприезжало — с Москвы уже и не считаем, а последний раз аж с самой Германии приехали. Вот обычно их у нас и встречают — на въезде либо на выезде. А раз вас не встретили, так тута и гадать неча — забухали. — Серёга приложил два пальца к горлу, постучал легонько и, презрительно скривившись, сплюнул. Потом оглянулся, прикрикнул на растявкавшуюся шавку:

— А ну цыц, цыц, сказал, пустолайка! Вот ведь брехушка мелкая! Лайки вон молчат, потому как умные, видят, раз хозяин спокойно говорит, значит, нет причин брехать, а эта дворняга не затыкается. Пристрелил бы, как надоела, да дочкина собачонка, нельзя. — Дочка бегала тут же, голенастая девчонка лет десяти — двенадцати, то влезала на забор, любопытными глазёнками рассматривая гостей — нас с Петром, то с криком «Ма-а-ам!» срывалась с забора и летела к раскрытым дверям летней кухни, где громыхала кастрюлями Серёгина жена. Тут же суетилась по хозяйству женщина постарше, не знаю — мать хозяина или его тёща.

— А что с базой туристической стало? — я задал вопрос, не дающий покоя всю дорогу. Как ни крути, а базу не миновать, путь мимо лежал.

— Да сожгли, — ответил Серёга. — Давно уж, я мальцом был есчо. А чё, чёт-та надо там?

— Нет, так интересуюсь. Про пожар знаю, но думал — может, восстановили? Слышал, была там база крутая. Место вроде хорошее. Думал, может, перепродали кому, отстроили заново.

— Не, не строили, точно. Там уж всё быльём поросло давно. Так, сторожка возле ворот уцелела, она до сих пор стоит. А больше ничё и нету. Ладно, мужики, по цене завтра определимся, и вы люди, вижу, небедные, не обидите, да и сам я не обидчивый, себя обсчитать не дам. Пошёл я, управляться надо. Вы вечерком заглядывайте, баньку затопим, пельмени, опять-таки — Анькины! О! Тёща корову подоила! Мамань! Гостям молочка на вечер плесните немного! — крикнул он.

Но в гости на пельмени мы не пошли. Пирогов мне тоже не досталось — напарник, пока мы разговаривали, сам не заметил, как съел все, но я, зная привычки друга, удивился, будь оно по-другому. Залили термоса кипятком, поблагодарив, приняли в дар двухлитровую банку молока, которую, впрочем, Петро выдул там же, на Серёгином подворье. Встали за покосом — место действительно красивое, немного вниз, под горку, и если не знать, что выше, в пятидесяти метрах, деревня, то вполне ничего для отдыха. Выбросил спальники из машины, чехол с палаткой и зачем-то полез под сиденье. Рука нашарила маленькую бархатную коробочку. Кольцо… Я совсем забыл про него. Душу скрутило болью, и я, сжав пальцы, сунул футляр в карман. Вот что не так сделал? Что? Ну, конечно, погорячился, наверное, не стоило так сухо делать предложение. И момент неподходящий, но она-то сама не могла подумать, что я тоже могу смущаться? Хотя нет, не смущение, скорее — растерянность. Я как-то плохо представлял себя отцом. Да что там — вообще не представлял! Не думал об этом. Состояние растерянности не проходило со вчерашнего дня, именно поэтому так гнал всю дорогу.

— Ты чего такой хмурый? — мимоходом поинтересовался напарник и тут же переключился на описание «прелестей» процесса формирования Алтайской горной платформы.

Поставили палатку, наскоро перекусил Петькиными чипсами и чаем — термос нам Серёгина Анька заправила каким-то отваром из трав с мёдом. Может, с чайку-то в сон и сморило.

А утром Серёга нас не повёз. Мы проспали. На свежем воздухе, на берегу Чарыша, спится хорошо. Комаров нет, горная речка шумит, в спальнике тепло, а Ботаник, на удивление, в эту ночь не храпел. Так-то с ним в поездках намучаешься, а тут надо же, отключился и спал без задних ног, до утра не шевельнулся. Разбудили меня яркие лучи. Солнце уже стояло высоко. Взглянул на часы — время десять. Растолкав Петруху, не стал ждать, пока он продерёт глаза.

— Так, палатка, рюкзаки — чтобы всё было собрано к моему приходу, — распорядился я, быстро шнуруя ботинки.

— Ты термос с кофе не видел? Я с вечера приготовил. Один с чаем Серёгина жена навязала, а во второй просто кипятка налила. Я потом кофе туда ухнул. На утро, рано вставать же.

— Ты слышал, Ботаник? Я понёсся — насчёт машины потороплю. Приедем — чтоб всё было собрано. Если будешь в трусах с чашкой кофе в руке по берегу разгуливать, утёсами любоваться, клянусь, я тебя в Чарыше утоплю! Понял, что сделать надо?

— Да понял, понял, — пробурчал напарник, — и всё-таки, ты термос не видел?..

Плюнув, я побежал по покосу к Серёгиному дому. Покос сразу за огородом, на нём три аккуратные копны сена, заготовленного для зимовья скота. Дальше огород, уже убранный, перепаханный на зиму, чернел свежей пашней, показывая крепкого хозяина. Перед домом постройки. Сараи, коровник, птичник, ряд клеток с кроликами, в отсутствие больших холодов, стоящих на улице. Серёгин голос я услышал ещё на подходе.

— Куды прёшь, дура! — орал он, перекрывая птичий гогот. — Да растудыт твою в ёшкин меть! — Я отметил, что в этих краях почему-то не матерятся — такие вот эвфемизмы в ходу — но мимоходом: надо было ехать, а хозяин, видно, позабыл. «Мало, что ли, денег предложили?» — мелькнула мысль.

— Да держи ты её, держи! — орал Серёга. — Да первый раз замужем, то ли? Не, Аньк, вот ты баба, а я роды принимаю — никаво не понимашь!!! Отвар тащи, пои её, выпаивай, кому говорю! Да ты тужся, милая, тужся…

Тут я, признаюсь, растерялся: кто рожает? Жена? Вроде вчера не сильно беременная была, месяце на пятом. Дочка? Мала